Звенящий ручеёк течёт по вырытому каналу в обширную, глубокую лужу. Мартовское солнце отражается в воде. На высоченных тополях разгалделись грачи.
«Ге-н-и-к…» — бабушкин крик раздаётся со стороны сада.
Мне шесть лет, резиновые сапожки бежевого цвета блестят в весенних лучах. Улыбнувшись, я всё дальше захожу в лужу, вода достигает щиколоток. Набрав дыхания ступаю ещё дальше. Вот уже почти все сапожки скрылись в луже, ещё немного и вода перельётся через край. Сердце бешено стучит, меня охватывает чувство страха. Оборачиваюсь и вижу у калитки бабушку.
«Генка утопнет, Танька!» — голосит бабушка, зовя свою родную сестру.
Я медленно выхожу из лужи и с виноватым видом стою у тополя.
«И пошто тебя в лужу понесло?!» — прибежавшая бабушкина сестра отчитывает меня на чём свет стоит.
Даже грачи замолкли, с интересом всматриваясь и прислушиваясь, что же там такое творится внизу. Впрочем нотация длится недолго и спустя несколько минут я уже пускаю кусочки тополиной коры по воде, представляя их корабликами, а себя капитаном и на промилуй Бог пообещав бабушке не заходить в лужу. Решив, что корабликам нужна мачта, я пробираюсь в сарай, украдкой открываю крышку фанерного ящика с хозяйственным инструментом и умыкиваю несколько гвоздей. Воткнув гвоздь в серединку кусочка коры я ставлю кораблик на воду. Но он тут же предательски переворачивается набок. С досады я хлопаю рукой по глади лужи.
Исхудавший за зиму петух взлетает на забор и оглушительно кукарекает. Пресытившись игрой в луже поднимаюсь по скрипучим деревянным ступеням в избу. Бабушка достаёт из печи глиняный горшочек с пшённой кашей, ставит на стол баночку с домашним маслом.
«Раздевайся и поешь и чтобы у лужи я тебя не видела» — говорит она.
Перемешав кашу с маслом уминаю её за обе щеки, запивая молоком из эмалированной кружки.
«Маня, в сельмаг калоши завезли, пойдёшь за хлебом, так возьми две пары» — бабушка Татьяна обращается к сестре, попивая липовый чай из блюдца.
«Да неслуху этому карамели на сдачу» — продолжает она, нарочито делая сердитое лицо.
Но спустя мгновение на этом лице появляется улыбка, озорные искорки горят в глазах.
«Любишь бабушек?» — спрашивает она обнимая меня.
«Люблю» — честно признаюсь я.
«И мы тебя любим» — бабушка наклоняется и целует меня в лоб.
На стене мерно тикают ходики. В сарае мычит бурёнка. Дворовая собака взахлёб лакает воду из лужи и напившись скрывается за поворотом раскисшей от грязи просёлочной дороги. Важные грачи расселись на голых тополиных ветках и нежатся в лучах мартовского солнца. Я подхожу к оконцу и ещё долго смотрю на лужу, пока меня не смаривает беззаботным и долгим детским сном. А за стеной избы по вырытому каналу, весело журча, течёт неугомонный весенний ручеёк.