Спят родимые…
так по-детски сопят сыночки…
Заварю им покуда
боярышник в кипяточке.
Буду каждому мать,
о своем вспоминая сыне.
И старинный прабабушкин заговор вспомню ныне.
Заговорю вас, сыночки на долгих четыре года.
Пусть фашистам проклятым не будет отныне ходу.
Будет смерть далеко от вас,
а я близко-близко.
Ни осколка не бойтесь, родные, ни василиска.
Господи-Троица!
Любовь утроится!
А тьма навеки
От света скроется!
Никита, Евстафий!
В живых оставь их!
На битву дай сил,
Архангел Михаил!
Ты, сынок, повидаешь Варшаву и даже Прагу.
Ты, родимый, получишь Знамя, Звезду, Отвагу.
Ты над Волгой увидишь ад,
но легко лишь ранят.
Ну, а ты на дворце
на ихнем напишешь «Ваня».
Пусть ударит мороз подмосковный
по вражьим душам!
Мы моторы их танков слезами детей заглушим!
Их ковры-самолеты
целуются пусть с утесом!
Захлебнётся пускай косая своим покосом!
Вы уйдете, я к Николе поставлю фото,
Супостата под
Вязьмой навек прошибет икота.
Ты уйдёте, я в больничку пойду к Матроне,
И немецкая рота
в Днепре по утру утонет.
Я, родные, не ведаю слов о любви высоких,
Но я слышу, как где-то плачет журавль в осоке.
Отольются проклятым врагам журавлёвы слёзки!
Пусть невесты в Берлине на свадьбу им дарят доски.
Как лежала в поле одна дорога.
Да летала душа над ней от порога.
Не боялась остаться она без Света,
Потому что по-русски была бессмертна.