- Я убил человека, — написал я первую строчку будущего романа, подражая Раскольникову Достоевского.
— Ты достиг своего пика! Ты никогда ничего лучше не напишешь! — сказал редактор.
— Но это же только начало!
— Это и конец! Ты не допишешь эту строчку никогда! — настаивал редактор.
— Почему?
— А пойдем баб искать!
И мы с редактором все лето искали баб, а потом я написал про «Сумасшедших в городе», повесть о ночных приключениях.
А роман-подражание Достоевскому так и не дописал. Редактор оказался прав.

— Я убил человека!
— Эта фраза попадет в историю! — сказал редактор.
— Нет, эта фраза попадет в историю болезни! — сказал критик.
— А продолжение будет? — спросил читатель.
— А тебя издавать как художественная литература или как мемуары, ты маньяк или писатель? — спросил издатель.
И мне пришлось все объяснить. Это была первая строчка романа, подражание Достоевскому, идея Раскольникова.
Но тут пришла милиция и меня отправили подтверждать или опровергать свою строчку. Решили, что я буду знакомитьс…
… показать весь текст …

— Я убил человека.
— Хочу ли я, могу ли я, Г. ли я, я, тьфу, блин, слово забыл. Магнолия! — засмеялся редактор.
— А это я по Достоевскому первую строчку романа написал, как Раскольников.
— Хочу ли я, могу ли я, Г. ли я, я, тьфу, блин, Магнолия! — я так и понял. — сказал редактор.
И мы стали писать роман о сверхчеловеке, который не тварь дрожащая, а право имеет.
Но редактор почему-то постоянно провоцировал меня писать стихи.
— А зачем стихи? Я же не поэт, я писатель.
— Нет, стихи тоже нужны.
А потом оказалось, что я сочинил уникальный стих с анаграммами, а редактор подумал, что я переписчик, что этот стих мне кто-то подсунул с целью провокации и редактор помогал мне писать стихи для того, чтобы уличить, откуда у меня появился стих с анаграммами.
Эту тайну так и не разрешили. Редактор остался при своем мнении, что я сам такой гениальный стих написать никак не мог. А я помню, что все свои стихи писал сам и никакой я не переписчик.