— Я убил человека.
— А знаешь закон невезучести по Гансу-Дитеру Шютту? — спросил редактор.
— А что за закон?
— Невезучие всегда занимают третье место, даже, если они стартовали вдвоем.
— Ты на что намекаешь?
— А на то, что ты убьешь еще серию человек.
— Да ты что, это же не я, это мой лирический герой, это я писатель, я подражаю Раскольникову Достоевского, это первая строчка моего будущего романа.
— А ты что, не знаешь законы Мерфи — законы подлости? Назвался груздем — полезай в кузов! Теперь ты будешь убивать людей!
— Да ты что, я же писатель! — засмеялся я.
Но через пару лет я забыл про этот свой план романа по Достоевскому, а все мои друзья почему-то стали ходить в ночные клубы. Я тоже стал тусовщиком, завсегдатаем, постоянным посетителем дискотек. Мы там знакомились с девчонками, я был флаерщиком и диджеем, танцором и даже, иногда, соорганизатором вечеринок, промоутером.
— А ты почему без ножика ходишь? — вдруг спросил меня друг.
— А зачем ножик?
— Ну ты же строишь из себя маньяка.
— Не строю я из себя никакого маньяка! Ты что? Зачем? — удивился я.
— Да ты же написал «я убил человека», ты же клоун, ты с девушками знакомишься и у тебя легенда, что ты маньяк!
— Да ты что? Я не клоун, это недоразумение. Это я Достоевскому подражал, как Раскольников старуху убил.
— «С джентльменом я всегда стараюсь быть в полтора раза большим джентльменом, а с мошенником я стараюсь быть в полтора раза большим мошенником.» — Отто фон Бисмарк, — засмеялся мой друг.
И тут я все понял. Все мои друзья стали ходить в ночные клубы, так как они решили, что у меня такая легенда — якобы я клоун, который якобы строит из себя маньяка, который якобы убил человека и еще якобы продолжает серийно всех убивать, но почему-то ходит без ножика, что не соответствует роли.
Я долго смеялся над этой своей лжеролью. А может надо ужо сменить амплуа?