Первый снег! Сколько радости, восторга, а иногда щемящей грусти
приносит он с собой!
Мы так ждём его, но, почему-то, не хотим, чтобы он пошёл. Иногда и
не осознавая того, словно боимся или стараемся продлить,
удержать то, что уже отжило.

Первый снег, чаще всего бывает некрепкий, ненадёжный: падает-падает
и… растает. В детстве я слышала, как бабушка сказала, что снег не ляжет окончательно, пока с вишни не облетит последний листик.

И вот, в субботний вечер, замелькали холодные пушинки. Их становится
всё больше, они кружатся, превращая пространство над землёй в беспросветное
туманное марево. Конечно, это неприятная новость для тех,
кому отменили авиарейсы из-за нелётной погоды, как и пробки на дорогах
из-за непогоды, но мы в это же время всей семьёй неотрывно смотрим в окно, восхищаясь развернувшейся фантастической картиной.
Сквозь взлохмаченную белую муть проглядывают неподвижные светящиеся
шары на электрических столбах, а по дороге медленно движутся
такие же шары, и все без опоры, кажется, сами по себе…

Утром мы с моим пятилетним сыном обговариваем прогулку в парке
по первому снежку.
Папа не может с нами пойти, сын уговаривает:
— Папа, ну пойдём! Сегодня такая хорошая погода!

— У природы нет плохой погоды! — говорит, улыбаясь отец. — Я тебя удивлю,
но в детстве я очень любил… дождь! Я ждал его! Просил, чтобы он лил,
как из ведра, да затяжной, на несколько дней… чтобы грязь непролазная,
а на огород и в поле и носа сунуть нельзя было!

Бабушка твоя, Виталий, моя мама, свекловичницей в колхозе работала.
С утра раннего и до вечера позднего на колхозном поле. Я так о ней скучал!
Никому не говорил — мальчик, мужчина! А в дождь мама дома оставалась —
полевые работы невозможно было производить.
И так было с мамой уютно и тепло, так радостно!..
Я и сейчас люблю дождь! Благодарен ему за те счастливые дни.
А мы с тобой, сынок, вечером погуляем.

Я слушала мужа и думала: и в самом деле, когда мы все дома,
любая погода хороша!

Как восторженные телята, выпущенные на свободу, мы с сыном бегали
по дорожкам парка, смотрели на деревья, на птиц, которые на них сидели,
слушали их голоса от грубого «каааррр», глупого воробьиного «чик-чирик»,
до пения синиц.
Я тогда просто влюбилась в их пение и мне было странно,
что об этом удивительном искусстве ничего не говорят, не пишут.
Оно же прекрасно своими коленцами, тонкостью и изяществом посвиста!

Моему мальчику я казалась всемогущей, поэтому он попросил меня
также спеть, как синицы. Чтобы не разочаровывать сына, я сказала,
что и… по-вороньи могу.