Запреты рвут любовный черновик,
плывет в нем сплин и кутает прохладой,
проникнув колким льдом за воротник,
немой душою смотрит в листопады…
Себе внуши, что не было и нет
разбитой чаши в сколах изразцовых,
и бабочки стремящейся на свет
порхающей над пропастью багровой…
Горит закат и зыбкий полумрак
беснуется в шагреневых лоскутьях,
где гулкий вой расстрелянных собак
с пророчеством проклятия не шутит…
Стучит по стеклам дождь и в горле ком,
«Не надо рук протянутых мне в душу!»,
наивный взмах ресниц твоих знаком
и сердце рвётся птахою наружу…
«Любимая, родная — не моя!" —
обнять бы напоследок прослезившись,
огнем пытает ранняя заря
слагая неудавшиеся вирши…
Запреты рвут любовный черновик,
строка финала кутает прохладой,
проникнув колким льдом за воротник
унылый сплин сжигает сердце ядом…