Годы сразу после рождения длятся очень долго и запоминаются великолепно. Вот тогда-то, кажется, была настоящая жизнь!
Родился я, как это обычно бывает, совсем маленьким и мне совершенно ни до кого не было дела. Кушал себе каши, сидя в высоком деревянном стуле. Слушал колыбельные под гитару — про «Тёмную ночь» и «Вальс в ритме дождя».
Был внуком одновременно для двух бабушек и двух дедушек, и изрядно, считаю, в этом преуспел. Несмотря на то, что был постоянно занят всяческими подобающими детству делами. Ел, играл, рассматривал картинки в книжках, слушал пластинки со сказками, болел простудой и ждал с работы маму.
Бабушка тоже ждала с работы маму, только она ещё при этом готовила, убирала мои игрушки, читала со мной книжки, ставила мне слушать пластинки, и водила в детскую поликлинику напротив. Найти мою карточку в поликлинике было очень легко — она была самая толстая на полке в регистратуре.
Я просил деда скрутить мне газету в форме рожка, наливал в мыльницу воды и забирался на табуретку. Макал широкий конец рожка в мыльный раствор, в узкий конец дул и пускал по кухне пузыри. Пузыри были толстые и тяжелые, они летели величаво и оставляли в местах приземления плотные мыльные круги. К восторгу всех домашних.
Временно предоставленный сам себе, я доставал любимую оранжевую машинку и прикидывал маршрут.
Машинка обладала целым набором антисоциальных качеств. Она была достаточно крупной и прочной, чтобы я мог упереться в неё руками и в таком положении бегать по квартире, шлёпая тапками и заносясь на поворотах. А во вторых, колеса у нее были пластмассовые в шашечку и производили грандиозный шум. Если бы я был своими соседями снизу — наверняка давно вырвал бы эту машинку из детских рук, бросил об пол и растоптал, дьявольски хохоча и не обращая внимание на детские слёзы.
В то время, когда я не кошмарил соседей снизу машинкой, я меланхолично перебирал весь имеющийся игрушечный автопарк — расставлял его на полу поперек комнаты от ножки дивана до серванта, и любовался порядком.
Помню главный испуг детства. Меня ненадолго оставили одного в квартире, я лежал на диване в большой комнате и болтал ногой. Просто лежал и болтал ногой и всё. И тут — бабах! — что-то оглушительно взорвалось. Я думал, что это взорвался телевизор или у дома отвалился кусок, но это просто у деда была поставлена брага и она, эээ, приготовилась. В углу комнаты, за зеркалом-трюмо, стояла двадцатилитровая бутыль с замотанным горлышком и бродила. И вот она накопила давление и бахнула в потолок грязным пятном перебродившего клубничного варенья. В квартире сразу запахло праздником.
Перед сном, включая сон послеобеденный, я почти каждый раз просил бабушку рассказать мне сказку про шлагбаум. Мне до одурения нравилась эта сказка. Потому что она была… Она была… Ладно, единственное, что я из нее помню — это то, что она была про шлагбаум. И бабушка, которая с завидным постоянством и терпением ее рассказывала, помнила не больше моего.
Меня возили в автомобилях, которые пахли, как подобает автомобилю, и я был благодарным пассажиром — ехать куда-то на машине всегда было круто и по-прежнему круто сейчас. Дедушка даже иногда специально проезжал по луже, потому что брызги от луж — это апогей езды в автомобиле.
Вторым по величине удовольствием от автомобилей было их рисование. Нужно было соблюсти ритуал: освободить место на столе, подготовить бумагу, карандаши, фломастеры и только тогда спокойно сесть и приступить. Для придания изображению автомобиля реалистичности непременно нужно было нарисовать разбившихся комаров на лобовом стекле и решетке радиатора. Я считал, что комары — это мой фирменный штришок. Почерк художника.
В общем, повторюсь, младшие годы длились долго и запечатлелись навсегда. А потом однажды я пошел учиться, прошло три секунды и вот мне тридцать шесть.
Но сказать я хотел на самом деле не об этом даже, а о довольно коротком ощущении, которое из этого всего вытекает.
Говорят, что беды закаляют. Что чем больше пережил человек, тем крепче он и лучше готов к новым невзгодам. Мне думается, что всё немного наоборот.
Счастье — более прочная основа. Вопрос в том, достаточно ли долго был счастлив человек, чтобы спокойно встретить будущие горести, да и каждый день противостоять окружающему чувству беды. Есть ли у него «запас счастья».