Мы тут с Мариной проходили вечером мимо пекарни. У нас это само по себе сейчас событие, потому что последние три недели мы могли проходить только мимо комнаты на кухню (которая по-прежнему столица нашей квартиры).

Я не люблю проходить мимо пекарен — сразу кажется, что это жизнь проходит мимо. Знаете эти рассказы из дома престарелых — о чем жалеют люди в конце жизни? «Я слишком много работал», «стеснялся выражать свои чувства». У меня там будет: «Мог зайти в „Булку хлеба“, но решил отложить жизнь на потом».

Поэтому я ненавязчиво напоминаю Марине, что у неё дисбаланс курабье. В пекарне курабье есть, а дома давно закончился.

А про круассаны молчу, потому что в этом всё коварство плана. Пока ты снаружи пекарни — круассаны невероятно далеки и специально за ними вечером никто не заходит. Насчёт «никто» — это трактовка Марины, понятное дело. Но когда ты уже внутри, тут-то и начинается самое интересное.

В общем, мы заходим, и там действительно остались несколько некупленных круассанов. Марина говорит: «О, смотри, круассаны ещё остались», а я говорю, что мой план сработал. Не вслух, конечно.

Вслух я говорю: «Так давай же возьмём их с собой. Заодно с курабье," — Марина очень падка на слово «заодно». Мы можем выйти из дома просто посидеть на лавочке и заодно съездить в Икею, зайти на почту, в продуктовый магазин и на обратном пути ещё арбуз купить.

Но тут Марина говорит: «Подожди, то есть ты хочешь взять круассан сейчас, и я не пойду завтра утром за свежими круассанами к завтраку?» А я, конечно, хочу свежих утренних. Поэтому ладно, давай только курабье.

Мы выходим из пекарни и тут Марина говорит:
— То есть ты серьёзно сейчас подумал, что я пойду завтра утром за выпечкой?

Вот это, говорю я ей, была самая коварная штука месяца. Я вообще от тебя такого не ожидал. Надеюсь, у тебя будет не очень вкусное курабье. И мы идём ещё молча некоторое время, пока я перебираю в голове инстаграмы других женщин.

Но потом не выдерживаю:
— И вообще, Марина, знаешь что?! Я тогда завтра встану и пойду куплю свежей выпечки к завтраку сам!
— Конечно, Глеб. Вот это и была самая коварная штука месяца.