Лукьяновский рынок… Время — между двумя и тремя дня. Заскочил (во время работы) по дороге на производство в близлежащий супермаркет — прикупить чего-нибудь съестного. Рядышком примостился импровизированный «стихийный» базарчик — человек 10 продавцов. Товар разложен прямо на тротуаре. Кто во что горазд: сало, овощи, зелень, солёности «домашнего разлива», грецкие орехи, нарциссы, берёзовый сок… Пробежался по рядку — чисто из любопытства, больше взглядом, который неожиданно упёрся в женщину, сидящую напротив торгующих на парапете. Скорее, её можно было назвать дамой… Навскидку, плюс минус — лет шестьдесят. При крайне простецком и изношенном одеянии, весь её облик выдавал человека интеллигентного и благородного. Следы былой красоты явно перекрывались страдальческой печатью на лице, возможно, из-за непростой и тяжёлой жизни, и почему-то вызвали у меня ассоциацию с Пьеро. Рядом, на том же бетонном парапете, стояли несколько пар видавшей виды женской обуви (явно на продажу), а на руках пригрелось что-то небольшое, серое и пушистое. Пройти мимо я, конечно же, не смог…
Поинтересовавшись, что к чему, выяснил, что мягкий серый пушистик — вислоухий шотландец-девочка трёх месяцев отроду, которая мирно спала, не смотря на шум, гам и суету окружающего мира, и которая так же, как и поношенная обувь, — продаётся… На мой немой вопрос: «почему???» — был дан вполне логичный ответ: «А что делать? Самой бы как-то прокормиться…» Сердце слегка сжалось. Немного потоптавшись рядом и выплеснув в эфир порцию ещё каких- то слов, я достал из кармана небольшую стопку денег, отделил две купюры по двадцать гривен и протянул даме. Та была вне себя от радости…
Выйдя из маркета, я почувствовал, что сердечко-то поднывает и что сумма, вручённая мной бедолаге, несколько ничтожна и нелепа. Быстренько рванув к машине, извлёк из походной сумки купюру в двести гривен и бодрым шагом направился обратно. Но… к сожалению… Место, где она недавно обустроилась, было пусто. Пометавшись по прирыночной территории, к своей великой радости, обнаружил даму метров на сто дальше всё на том же холодном парапете. Разговорились… Оказалось, сразу после начала войны человек потерял работу на мебельной фабрике, а вместе с этим и средства к существованию, так как пенсию оформить ещё не успела. Приехала издалека — с площади Шевченко на маршрутке, в расчёте продать свой незавидный скарб, поближе к центру, где люди, по её разумению, должны быть более состоятельными. Однако… ВОЙНА… и большинство состоятельных — давно уже за границей. Вот такие беженцы-соседи и отдали ей кошечку. Теперь и она от безысходности вынуждена передать (а ещё лучше — продать) животинку в хорошие руки… Время неумолимо тикало — пора было возвращаться к работе. Как-то неуклюже, вроде бы стыдясь чего-то, всунул деньгу в полуоткрытый карман её худого пальтишка на рыбьем меху и, мгновенно развернувшись, ретировался с места событий. Вослед только услышал фразу: «Ах, вы мой дорогой…»
Сел в авто, завёл движок, тронулся и подумал: а надо было, наверное, взять у неё номер телефона. Хотя, зачем?..

P. S.
Вернувшись на рабочую базу, пересёкся с Назаром, коллегой-водителем, и вкратце рассказал ему эту историю. В ответ узнал, что он с первого дня войны занимается волонтёрством на своей машине и на своём топливе, эвакуируя детей и иных людей из горячих точек: Бучи, Гостомеля, Вышгорода, Белой церкви и пр… а также развозит гуманитарку по этим же районам. Просто так. Молча. По зову сердца… Отчитал он меня по полной — за то, что не додумался взять контакт у дамы, так как может в любой момент, обладая колоссальными волонтёрскими связями, организовать ей и кошке постоянную продуктово-вещевую помощь… Обидно… досадно… но я почему-то верю и надеюсь, что обязательно ещё раз пересекусь в ближайшее время и с той дамой, и с котёнком…