И день не мой. И не моя Победа.
А Родина? Страна? Она — моя?
И пыль ее дорог. И в звездах небо.
И узкий клин несжатого жнивья.
И детский плач — тот, первый, самый важный.
И женщину, прильнувшую к плечу.
И текст присяги, данной лишь однажды.
И в церкви поминальную свечу. —
Я должен всё забыть? «Зачем же в крайность…» —
Мне скажет кто-то, щуря рыбий глаз, —
«Свое храните… Но, однако, странно,
Война давно закончилась. До нас.
И надо видеть свет и перспективу,
А время, опаленное войной,
Пусть остаётся тем, кто ещё живы,
С их подвигами, славой и виной.
Ведь не святая Родина — мать наша…
Есть пятна на истории её…
Мы сыты солоно-кровавой кашей,
Зачем трясти дырявое старье?»
Нет, врете вы, лукавые подонки,
Танцующие на святых гробах.
Всю жизнь хранили вдовы похоронки,
И это не отдельная судьба —
В истертых письмах, пожелтевших фото,
И в детях нерожденных тех солдат,
Что на полях, в кюветах, рвах, болотах
Досель непогребенные лежат,
И их судьба, и судьбы тех, кто выжил,
И тех, кто память горькую хранил,
Кто правду знал не из кино и книжек —
Не отделить их от судьбы страны.
Великой и в лишения и бедах,
Великой — созидательным трудом.
И памятью живой за ту Победу,
Благодаря которой мы живем.
А Родина… Ну, что же, не святая.
Но тем, кто жить пытается «с листа»,
Исподтишка хуля и отрицая —
Тому судьбою Родины не стать.
А мы пройдем победным строгим маршем,
И помолчим в минуту тишины…
И выпьем стоя за Победу нашу.
Мы помним. Значит, живы и они —
Кто до сих пор ещё лежит безвестен,
Чья память — пламя Вечного огня.
Предать земле, чтоб было честь по чести —
Наш долг. Тогда закончится война…
А тех, кому наш Праздник не по нраву,
Без сантиментов можем осадить.
Мы правы, потому что мы за правду.
Так победим. И нет иной судьбы.