..
Усталый город засыпает. Мир и благость.
По крайней мере из окна. Покой и воля.
На свете счастья нет, но есть бумага.
Судьба ли, фатум, рок, но в этой роли —
Не баснописца и не песнопевца,
Но языка слуги, я просто вижу
Иное, чем союз руки и сердца:
«Нет правды на земле, но … нет и выше!».
Как это грустно всё… привычка видеть
Мир под углом иным и черной строчкой
Смирять себя, блуждая в лабиринте
Людских страстей всем чуждым одиночкой.
Поскольку служишь языку, где тени,
Читатели газет и детективов,
Творцы своих забот, своих сомнений,
Своих сердец возделывают нивы.
И, что им твой язык, твои резоны,
Паденья, взлеты, поиски, попытки
При помощи пера постичь законы,
Которым нет названья. Легче нитку
Слепой в ушко игольное проденет.
Ты ж алгеброй гармоний не ломаешь
К сомнительному благу поколений
Грядущих, ибо ищешь и теряешь
По воле языка. Не по капризу.
Как сказано: «Вначале было Слово,…
И Слово было Бог». Венец терновый,
Равно и гвозди, крест из кипариса —
Тебя не ждут… но розами не устлан
Твой путь, увы, скорее, их шипами…
И всякий раз к утру на сердце пусто.
И строфы смотрят черными глазами
Убогих слов, чужих и непонятных,
И ты молчишь с надорванной душою,
И кровоточат вечные стигматы,
И серый смог над вечною толпою
Плывёт из какофонии клаксонной…
И на людей, и на усталый город,
Подобны марсианским насекомым,
Трехглазые взирают светофоры.
22. 07. 2005 г.