Когда солнце покинуло их мир, они не нашли в себе сил умереть. Собираясь по темным, вмиг опустевшим квартирам, они пели на разные голоса и играли наощупь. Курили, видя в тлеющем огоньке отражение ушедшего светила, допивали остатки вина и упрямо, непреклонно отвергали любую мысль о близкой смерти. Искали тепла у каминов, остывших разом батарей, керосина в бутылках — родителя яркого, недолговечного костра. Освещали пути электрическим светом, чувствуя неизбежность погружения в вечную тьму.
Деревья стремительно исчезали, становясь лучинами и пока еще бесплатным, общедоступным видом топлива. Нефть и ее производные невероятно возросли в цене и теперь стоили целого состояния, а иногда и жизни. Многие умирали. Холод сковывал тела людей и забирал их души, тьма будила потаенные кошмары разума, а недостаток солнечных лучей приносил с собой множество тяжких болезней.
Однако отчаянно стойкие люди никак не могли окончить свои жизни в этом холодном аду. С приходом мрака ожили те отрасли науки, которые доселе считались бесследно исчезнувшими: человеческий разум отчаянно искал пути отсрочки массовой гибели. Потомки древних алхимиков поднимали целые пласты потаенных знаний, добывая крупицы ценной информации и пытаясь создать состав, способный стать заменителем солнца. Инженеры же всерьез занялись конструированием машин, способных справиться с задачей защиты населения от созданий ночи, с освещением улиц без огромных затрат, а главное — выделением количества тепла, достаточного для поддержания жизни в поселении выживших. В конце концов, оба класса изобретателей достигли успеха, не по отдельности, но сплотившись перед лицом очевидной опасности.
Были созданы Хранители — механические существа, живые и чувствующие, способные вернуть человечеству потерянный покой.
Каждую новую — теперь уже вечную — ночь во множество лабораторий и цехов отбирались десятки и сотни талантливых мастеров. Кто-то корпел над маленькими, хрупкими деталями, снабжая внутренним механизмом прочный металлический каркас, кто-то трудился над воссозданием сияющей жидкости, являющей в себе концентрат живого тепла.
Однако и этого было недостаточно. Даже с соблюдением всех пропорций и схем, точностью измерений и тщательным подбором состава, Хранители оживали отнюдь не всегда.
Часть из них так и оставалась бездушными, неподвижными машинами, после видимых неудач готовыми к утилизации. Часть же обретала движение и волю, мягкий свет и возможность выделять бережное, сильное тепло, отпугивать чудовищ, вышедших из недр подземного царства с исчезновением солнца и возвращать жизнь на бесплодные земли. Почему одни Хранители оживали, а другие — так и оставались истуканами, никто не знал. Удачливые инженеры до последнего не верили в свой успех и ничем не могли его объяснить, а их менее успешные коллеги и вовсе отмалчивались и уходили, раздосадованные своим положением.
Но, тем не менее, прогресс не стоял на месте. Удачные результаты проведенных экспериментов очень быстро окупили старания своих создателей, и вскоре ежедневно пополняемая армия необычных существ свела к минимуму убытки, причиненные исчезновением солнца: словно боги из древних мифов или же потомки светила, Хранители оберегали человеческий мир, спасая смертных от лютой стужи, хвори и темноты.
Осознав, что угроза миновала, люди зажили прежней жизнью. Их чувства стали не такими обостренными, какими являлись на пике жизни, граничащей со смертью. Отчаянная нежность, свойственная стоящим на краю, перестала быть привычной, а стремление поделиться с другими крохами тепла, сохранившегося в телах и душах, и вовсе исчезло, словно бы его не существовало вовсе.
В связи с этим явлением или же параллельно ему, Хранители начали останавливаться и гаснуть. Прекращать свою работу, возвращая на землю ночь. Мягкое свечение раствора солнечного света становилось не ярче настольной лампы и уже никого не могло согреть. Инженеры бессильно бились над восстановлением машин, но старания их были тщетны. Новые партии Хранителей не приходили в движение, цеха со временем начали пустовать, а люди — смиряться с потерянной надеждой и неотвратимостью судьбы.
Лишь один-единственный мастер, самый упрямый из мастеров, продолжал попытки оживить чудесную конструкцию. Он обновлял чертежи, проверял детали, смазывал механизм. Добавлял больше сияющего раствора, подкручивал маленькие шурупы, простукивал каждую составляющую механического тела.
В конце концов, придя в отчаяние, он начал разговаривать с самим собой. Боль разрывала его грудь, а внутреннее безумие, охватившее его пытливый ум и горячее сердце, грозилось прорваться наружу в огромной эмоциональной вспышке, апогее отчаяния и обиды.
Вглядываясь в черты лица своего неудавшегося творения, мастер размышлял о том, что это, возможно, труд всей его жизни, ее смысл и предназначение. О том, что, будь у него возможность вдохнуть собственные силы в безжизненное тело, он бы воспользовался ею незамедлительно и не сожалея, в последние свои мгновения замирая в восторге и обожая свое творение, подобно родителю, безумно и беспредельно любящему свое дитя.
Поддаваясь порыву отчаянному и искреннему, инженер и алхимик обнял механическое тело, тесно прижавшись к нему, и на какой-то миг ему почудилось, будто он слышит ответное биение сердца в тюрьме металлических ребер.
Согревая собой совершенное, но бездвижное, бесконечно дорогое ему детище, мастер чувствовал себя способным любить. Способным дарить не солнечный, но все же свет, нести его в мир и раздавать любому желающему. Это согревающее, неведомое доселе чувство затопило его душу и пронизало все естество, и алхимику показалось, что сам он соткан из множества теплых лучей.
Обнимая механическое тело, он одарил создание этой любовью и тихо прошептал:
— Живи.
…Шестеренки сердца Хранителя сделали свой первый оборот.
Он наконец-то ожил.