Синеглазый, белокурый, он мне нравится всерьёз.
Лук лукавого Амура доведёт меня до слёз,
Если этот лучезарный вдруг прозреет как пиит,
И внезапно осознает: Я — стою, а он сидит.
У меня в руках авоськи: яйца, овощи и хлеб.
Над башкой моей компостер, а в зубах держу билет.
Люди лаются друг с другом, я от ужаса скулю.
Синеокий! Как мне туго! Ты сидишь, а я стою!
Мне цветы дарить не надо, в рестораны не води.
Только милостивым взглядом мимолётно одари!
Восхити меня, попутчик, с шевелюрой золотой —
Предоставь счастливый случай — за меня в толпе постой.
У тебя ведь плечи крепче, шире грудь, сильней бедро.
И тебе в народном вече не сломает чернь ребро!
Я уже как телепатка — в поручень вонзая длань —
Заклинаю тебя: сладкий, если можешь что-то — встань!
Он не встал. Он был упрямым и усидчивым вполне.
Только чёлочку поправил (знать, подумал обо мне).
Дал осечку лук Амура, не стрела — а только пшик.
Синеглазый, белокурый … Но, наверно, не мужик.