Мы с мужем долго учились обниматься просто так. Каждый раз приходилось тормозить его то посреди кровати, то на пороге кухни, то у обувной тумбы и ластиться. Он маялся, опустив руки по швам. Поглядывал на часы, в окно, в кастрюлю с кипящими макаронами. Вырывался, смешно подергивая плечами, будто высвобождался из смирительной рубашки или собирался заделать «цыганочку». Жаловался на занятость, сонливость, жару. Похлопывал меня по спине, типа: «Ну все, будет тебе, беги дальше». Тянулся за портфелем и любимым английским кепи. Щелкал пультом, пальцами и языком. Открывал настежь дверь квартиры и лифта.

Моя потребность в объятиях — родом из детства. В яслях частенько прибегала к воспитателям с пустяковым ушибом и просьбой «пожалеть». Они переглядывались и усердно дышали на рану. Шипели перекисью. Пристраивали бинт и пластырь, а мне хотелось теплых рук на плечах и взъерошенной макушки.

У моей дальней родственницы погиб муж. Он очень любил рыбалку, особенно зимнюю. Никогда не брал с собой спиртное, только круто заваренный чай в стареньком термосе. В то утро проспал и в спешке забыл все: и червей, и платочек (всегда носил в кармане чистый) и военный билет. Еле успел на шестичасовый автобус.

Рыбачил, как правило, один, без компании, только в тот день клева не было. Приходилось мерить шагами лед и мысленно рисовать диаграммы. Рядом мерзли два мужика, приехавшие на запорожце. Перебрасывались скупыми фразами, мол вышла из строя катушка и прохудился садок. Ближе к обеду начали сматывать удочки, и он попросился к ним в машину. Те кивнули и завели мотор.

Ехали медленно, как никак февраль. В дороге выяснили, что всем по 33 года. Надо же, возраст Христа. Хором удивились. Затем он уснул и больше не проснулся. На встречку выскочил огромный ЗиЛ и съел машину с потрохами. В живых не осталось никого. Выдержали удар только снасти.

Жена искала его сутки. При нем не оказалось документов. Как заведенная крутила диск телефона, рвала на куски телефонный справочник и повторяла: «Ну почему я не проснулась и не проводила? Не обняла на пороге? Может быть это его защитило!»

С тех пор я обнимаю мужа и провожаю до двери, даже если мылится в магазин за огурцами. Даже если спускается на минутку к вахтерше, чтобы забрать квитанции. Даже если никуда не идет.

С тех пор я обнимаю своих родных у подъезда, в порту и на вокзале. На стоянке, автобусной остановке, у вагона метро и на пристани. В переходе, посреди зебры и торгового центра. Летом, когда хочется поселиться в речке, и зимой, когда не спасает даже «Аляска» на лебяжьем пуху. После пережитого кошмара и после сытного обеда. Перед завтраком, причастием, лыжным спуском и уроком хорового пением. Во время прогулок, барбекю, приемов и кофе-брейков. После занятий в школе, болезней, дождей и молитв. Вместо десерта. Помимо «люблю».