И был ему глас
к каждому практикующему врачу не-психиатрической профессии рано или поздно придет психически неадекватный пациент. вот и ко мне повадился довольно странный дерганный персонаж по имени, ну скажем, Малахольнов. было ему лет 27−29, с угловатым лицом и глубоко посаженными маленькими, лихорадочно блестящими, глазами. лицо его постоянно сжималось в гримасы, он с трудом мог усидеть на месте, все крутился на стуле, заламывал руки, щелкал суставами. говорил отрывисто, словно какими-то приступами, с какой-то надрывной страстью.
надо сказать, что никаких проявлений глазных болезней у него не было. зато, что характерно, была масса жалоб — и света боятся (никакой светобоязни), и не видит ничего (острота зрения 100%), и что у него там мешается (спокойные слизистые), и расположены у него глаза в орбите как-то не так, как у других людей (нормально расположены, подвижность не ограничена), и капли, что в прошлый раз прописали ему не помогли итд итп.
забегая вперед, скажу, что в этот день, часом раньше до Малахольнова ко мне приехал мой старый пациент — Отец ДОсифей — мОнах из одного известного монастыря. Батюшка этот гОвОрил, как многия священники нашей церкви, сильно Окая. Был он худ, высок, черноволос, с длинной бородой и власами, ходил, как и полагается монашествующему священнику, в черном облачении. Голос у него был низкий, густой, очень сильный, я бы сказала громоподобный. на службе Досифеича было слыхать, еще при входе в храм. а уж после исповеди у него, его распекания гремели еще долго у меня в ушах.
так вот, у батюшки была близорукость высокой степени, и я посадила его за шкаф расширять зрачки. для этого, каждые 15 минут я ему закапывала специальное лекарство. Батюшки из-за шкафа видно не было, и входящие не знали, что у меня в кабинете кто-то есть, кроме меня и их.
так вот, сижу я этим Малахольновым, пишу в карте — нормальный статус и втайне досадуя на поликилинического врача, что за каким-то рожном послал мне его опять на консультацию — понятно же, что у человека не с глазами проблема, а самый обычный дисморфоманический бред, характерный для шизофрении. я ему говорю,
— послушайте, голубчик, вам не к нам следует приходить, а к врачу невропатологу и психиатру. а пока вот эти капельки покапайте, они вам облегчат ваши жалобы.
Внезапно Малахольнов вскочил и заходил взад-вперед перед моим столом, а потом резко перегнувшись через стол, и нависая надо мной, выдал:
— вот вы, врачи, вечно вы в организм человеческий вмешиваетесь!!! зачем вы больных лечите, а?
чего вы лезете, куда вас не просят?!! кто вам такое право дал?!
(я хотела было указать ему на явную нелогичность его высказывания — он -то сам ко мне пришел лечиться, но Малахольнов, не дал мне рта раскрыть, он заводился все больше и больше. мне стало не по себе, но вида я не подала.)
Господь Бох посылает людям болезни не просто так!!!(он яростно погрозил мне перед носом своим сучковатым пальцем с изгрызанным до мяса ногтем)
А вы лезете! мешаете! исправляете! — почти кричал он, стукая кулаком по моему столу. правая рука моя решительно сжала тяжелый офтальмоскоп.
А кто вы такие, что бы воли Божьей противиться!!! Я все понял — в вас весь вред!- последние фразы он произнес в характерной воющей истерической интонацией, что сильно напомнило мне речи гитлера в 1939 году. Он уставился на меня, зло сверкая своими маленькими глазками, сотрясаемый нервным тремором и тяжело дыша. «Кристаллизация бреда» -пронеслось у меня в голове — чувак нашел виноватых, и это я."
Мгновение мы созерцали друг друга в напряженном, посверкиваюшем молниями, молчаниии- я, прикидывая, успею ли я удрать, прежде, чем он на меня бросится, или все же — придется дать ему профессионально в глаз офтальмоскопом, он — весь в своих мрачных страшных мечущихся мыслях.
И тут раздался величественный громоподобный гОлОс.
— ЧадО, КОли мОжешь сам нести немОщи и бОлезни свОя, вОзьми сей крест, терпи и следуй смиреннО за ХристОм! ПОлучишь венец в жизни вечнОй!
тех же, ктО пО слабОсти свОей не мОжет и идет к врачу — не Осуждай, и врачей — не суди — так как прОфессия сия благОслОвенна и Осиянна святыми премнОгО. А теперь иди, чадО, ступай с мирОм!
Воцарилось молчание. Малахольнов застыл с побелевшим лицом. губы его беззвучно шевелились.
потом он, заикаясь, спросил:
— Этто чччей был голос?
я, внимательно взглянув на него, протянула ему карту, и с холодным недоумением, сказала:
— Какой голос? Я лично ничего не слышала.
Лицо Малахольнова окаменело. Потом он молча развернулся, и медленно, деревянными шагами,, вышел из кабинета.
А я пошла за шкаф, поклонилась батюшке. он улыбался в бороду и молвил -«пОшел… аки Савл». и мы пошли смотреть глазное дно. *)
больше Малахольнов не приходил ко мне на консультацию.