Моя бергамотовая печаль, изумрудный
чай, вишневых косточек кнут,
пряничная печать,
Покидай меня смело и невзначай: из-
под кожи, ногтей, волос — все равно
дичать,
Уходи бегом, чтоб не вздумалось
выручать,
Оставляй, чтобы им без тебя не пришлось скучать,
Я читала об этом, мой спелый фрукт, —
мне должно будет полегчать.
Шоколадная горечь, лимонные слезы,
мятный густой сироп,
Твоя легкая поступь должна перейти в галоп,
… показать весь текст …

Никого.
Только ты. Только соль обрамляет овал лица, вместо глаз два взволнованных озерца, синих, что вода заколдованного колодца.
Ты мой город, моя оживленная улица, я похожа на вора, голодного беглеца, замерев в ожидании у крыльца, на пороге придуманного дворца, у закрытых дверей, что ведут в кладовые сердца.
Моя нежность, ты обратила меня в слепца, от смущения кровь закипает и бесится, речь бессвязна как у младенца или глупца, чья улыбка честнее сонного полумесяца.
Я безделица, дочь одного купца, что растили чужие матери без отца, колыбель на двоих, но без близнеца, одинокое деревце у болотца.
Но когда ты проводишь пальцами вдоль крестца, голос пьян, и довольная хрипотца покрывает меня мурашками без конца — ни-ко-го. Только ты.
Я свиваюсь с тобой в дороги, ведущие прямо к солнцу.

И приходит год, от которого ничего не ждёшь:
подрезаешь крылья, рывком вынимаешь нож,
Стаскиваешь лицо и платье, состарившееся в тряпье,
И желаешь молчать своё.

Ничего не любо — дорого на словах.
Уходя от вчера, приносишь в сегодня страх.
Вот бы выбросить по дороге, не спрятав, а отпустив.
Но на это уходят годы, длинною в стих.

Глядя в чужое зеркало, врешь себе — стекло делается белесым, хлипким.
Оттого и препятствий намного меньше, чем мы привыкли —
Радужка искажается, видя во всем подвох.
Но никто не плох.
… показать весь текст …