Сейчас я буду мыть балкон,
все прутики его, дощечки,
он у меня хорош, зелён.
слегка запущен он, конечно!

Перильца бы покрасить нам,
купить бы креслице и столик,
по уголкам ненужный хлам
бы вымести, пустив на волю.

Закрыть щитом вид на соседку,
А на соседа вид открыть,
Упрятать лыжи, табуретку
Красивой тряпочкой прикрыть.
… показать весь текст …

Аксиома:
Любовница мужа всегда грязная потаскуха, а жена любовника всегда уродливая старуха.

Как банный лист, как жвачка в волосах,
Как в лифчике жужжащая оса,
Как пятку натирающий башмак,
Как смог, мне нарушающий весь смак,
Учётчица чужих грехов и вин,
Сходи сперва, покакай за овин!

Вернёшься, вот тогда поговорим,
Как ты пришла ко мне в одну из зим,
Стишки свои в тетрадке показать —
Ты и тогда была бездарной, мать!
И что мы посидели за бутылкой,
То к дружбе не являлось предпосылкой.

Голова моя примитивная, как кочан,
Мыслишки, как листья, объетые тлёй,
А кочерыга упряма, она как баран,
Она знает суть, но молчит — аллё!

Я стучусь об стенку, об дверь, об пол,
А она крепка — дескать, пофиг нам!
Говорит мне: «Слышь, кто-то там пришёл!»
Отвечаю: «Сиди, я открою сам!»

Книга должна быть дорога. Книга не кабак, не водка и не гуляющая девушка на улице. Книга беседует. Книга наставляет. Книга рассказывает. Книга должна быть дорога. Она не должна быть навязчива, она должна быть целомудренна. Она ни за кем не бегает, никому не предлагает себя. Она лежит и даже «не ожидает себе покупателя», а просто лежит. Книгу нужно уметь находить; ее надо отыскивать; и, найдя — беречь, хранить. Книг не надо «давать читать». Книга, которую «давали читать», — развратница. Она нечто потеряла от духа своего, от невинности и чистоты своей. «Читальни» и «публичные библиотеки» (кроме императорских, на всю империю, книгохранилищ) и суть «публичные места», развращающие города, как и дома терпимости

— гора, подниматься на которую надо стоя, а спускаться с неё сидя. Пьер Буаст.
— картантин у входа в рай. Карл Юлиус Вебер.
— это воспоминание об одном мимолётном дне, проведенном в гостях. Блез Паскаль.
— это временная эмиграция из Бессмертия. Вилли Мельников-Сторквист.
— это густо заселённая пустыня. Михаил Светлов.
— это летящее «сейчас». Конкордия Антарова.

О важном и судьбоносном надо думать в благополучные дни — в дни лихолетья надо думать о пустяках, например, какую часть окна зашторить, чтобы солнце не слепило монитор.

Годы отходят в сторону,
Нет остановок и пристаней,
Все гениально устроено,
Если всмотреться пристальней.

У земли весенняя обнова,
только мне идти по ноябрю.
Кто меня полюбит горевого,
я тому туманы подарю.
Я тому отдам чужие страны
и в морях далеких корабли,
я тому скажу, шальной и странный,
то, что никому не говорил.
Я тому отдам мои тревоги,
легкие неясные мечты,
дальние зовущие дороги,
грустные апрельские цветы…

1935

Из пустой души слышен птичий гам,
А с деревьев слышится птичий грай,
Всё смешалось в мире, легло к ногам,
А ты знай подарочки собирай!
Посмотри, весне-то который год,
А все так же приходит, сверкая вся.
Ничего не проходит и не пройдёт,
Потому что пройти навсегда нельзя!
Ветер юго-восточный несёт тепло,
Поднебесные жители в честь весны
Головные уборы сняли с голов
И у всех уже без начёса штаны.

«Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе. Если её нет, человек может только „сделать из себя писателя“. Но он не писатель…»
из «Уединенного»
Па-ба- бам!

Предки — чтоб их обвинять, а потомки — чтоб их укорять.
Вот вам и вся диалектика!

Обыватель и заядлый графоман считает, что если писатель что-то иногда пишет под псевдонимом или создает вымышленный персонаж для своих писаний, то он, писатель, скрывается от правосудия читателя, боясь сказать правду в лицо.
Ну, что ответить на эту наивную недалёкость, друзья?..

Город у нас маленький, но не хуже других: два рынка — городской и сельский, вытрезвитель современный, обширное кладбище в экологической зоне…

Любо-дорого жить без ворога,
Без дружка сердечного —
Бл@дуна заплечного.
Без подружек — вёдер без дужек,
Без богадства от слова «гадство»,
Без забот, чтоб не лился пот,
Без стихов окаянных, сраных.
Выйти в поле, обнять свою долю
И пуститься в дорогу,
Но пока не к Богу,
А к душистому стогу!

Никак нельзя торопиться, пробуя уху. Хорошу уху нужно есть так, как писали стихи древние эллины. Хорошую уху нужно есть гекзаметром.

Хорошо, когда всё можно,
Всё дозволено.
Сколько хочешь ешь морожено
Пой застольные,
В бок толкай соседку лживую:
Смолкни, бес!
Не бояться в хмарь дождливую
Топать в лес.
Не канючить в небо с робостью —
Чтобы спас!
И висеть себе над пропастью,
В куст вцепясь..

Вот в наше время влюблялись — так влюблялись, бухали — так бухали! А нонче: «он подбухивает», «она подвлюбилась». Не поступки и чувства, а пробники какие-то!

Товарищи справляющие, кому надоело пить-тужиться, давайте уже быть-пыжиться!

Преодолев дурачество стиля
И дурноту вкуса,
Пишем, что в новый вступили
И ждём Рождества Иисуса.

А недруги, как обычно,
Засели в танке,
Плюют из люка косточки вишни —
Хокку свои и танки.

Пишут про белизну смысла
Разницу между раем и адом,
А мы их — в баню, помыться
И — в самолёт, до Ленинграда!