все будет, как захочешь ты — мигрень,
когда переволнуюсь и соскучусь.
короны прочь и нимбы набекрень.
и губы, усмирившие колючесть.
и поцелуй потухших сигарет до вспышки, озарившей наши лица.
и нездоровый вымученный бред, когда нельзя, но хочется спалиться.
прицел божка, засевшая стрела.
уверенность, что я тобой заказан.
слова без фильтра, нежность из горла. и выжатые нервы
до отказа.
ночь на двоих, как выход в беспредел,
и шепот для приличия «не надо»,
чтоб я слетел с катушек и раздел…
… показать весь текст …

Ты кофейный пар и лакричный чай, ты гранатовый сок и медовый ром. Ты не знаешь, я пью тебя по ночам, приникая к влаге горячим ртом. Я прямая речь и плохая дочь, у меня забрали последний ключ, но они никогда не отнимут ночь, потому что я по ночам не сплю. Ты соленый лайм и горячий след, ты клубничный мусс и коньячный бриз. Ты не знаешь, но на моей земле ты всегда горишь у меня внутри. Ты прохладный брют и фруктовый лед, ты ванильный цвет и молочный снег.

Если я сейчас с тобой говорю — значит, ты искала меня во сне.

Я чувствую тебя,
…когда ты зол,
неистов… хмур… и чем-нибудь рассержен,
когда ты тих… когда предельно нежен.
Твой каждый жест и каждый полутон
понятен мне.
Иной эквилибрист
вот так же балансирует над бездной.
По кромке снов, по краю острых лезвий
иду к тебе на зов, не глядя вниз.
…
И всё же нарушается баланс.
Не сдерживая стонов и проклятий,
я падаю ничком
… показать весь текст …

Всего на станцию к небу ближе
подъедешь — и не отдашь версты.
Господь историй, владыка книжный,
храни от душащей пустоты.
Иглой серебряной в небе синем
проложен облачный ровный шов.
Так сладко думать, что ты всесилен.
Так страшно думать, что ты смешон.

И нет иного колдовства, чем нежный плен родных ладоней —
ты, слава Богу, это понял
…сквозь спектр духовного родства.
Как самурай, слепым мечом войдя под дых своей же песне.
Заложник гордости и чести.
И сразу стало горячо.
Клинок в крови по рукоять рассёк судьбу на «до» и «после»,
взорвав сердца, надежды, кости… но не сумел Любви разъять.
…
Она, как бред, как генный код,
…что в каждой клеточке прописан.
Её не вытравить из жизни чадящей терпкостью кислот.
Ни меч, ни рок, ни алкоголь над светом в…
… показать весь текст …

Какое лето вылеплено из глины, янтарной патокой собрано в чашу дня. Здесь по утрам приходишь к себе с повинной за то, что свету этому изменял, живешь в посте, в труде, в чистоте сердечной, не помышляя больше о суете. И кажется, что лето пребудет вечно — пресветлых снов достойным, благих вестей.

Но колокол под ребрами дышит гулко, и вторит шагу, взбалмошен и упрям.

Мы встретимся в излучине переулка на берегу холодного ноября.

По сигналу падающей воды начинается новый горячий день. В изумрудном море клубится дым, оседая каплями на листе. Капли падают в озеро, духи снов орошают влагой его купель. Бесконечной жизнью наполнен зной. Это сельва, древняя колыбель. Здесь ковер зеленый у ног лежит, сок плодов тугих не дает остыть. Кто сюда вернулся — пребудет жив, вопреки законам земных пустынь. Здесь один завет — оставайся свят, источая свет, исходящий в мир. Сохранит тебя колыбель твоя, только ты ее глубину прими. Разреши ей быть, прорастать травой, сквозь тебя живой протекать рекой. Это сельва, купол над головой, ты еще не видел ее такой. Ты, нашедший дом после долгих миль, обретающий силу в ее руках, разреши ей тебя разлучить с людьми, чьи слова ты прежде не отпускал. Голоса забудь, раствори черты — только птичьи трели да влажный лес.

Это сельва. Так воскресаешь ты, засыпая где-то в ее земле.

Хоть имя поменяй, хоть веру, хоть лицо,
В костёле пой весь век, иль стань седым азанчи:
Родился в этот мир — останешься слепцом,
С иллюзией святой, что вечный ты и зрячий.
И прост твой механизм, и суетны дела —
Но думаешь: «Мой Бог, как глубока природа
Души моей большой, когда ищу тебя
В полночной тишине на сцене небосвода».

Но призрачен актёр, хоть явственен сюжет,
Дела слепца порой жестоки, но наивны —
Слепцы летят во тьме, как бабочки на свет.
А что неярок он, в том разве мы повинны?

кому-то я смазлив, а ей красив
и всем хорош хотя по жизни сволочь
до поздней ночи свет не погасив
яд не пускает и не киснет в щелочь

ей тишина не кажется пустой,
а вечер в одиночестве зловещим
у девочки характер непростой
она прощает и такие вещи

не выдает уставшее лицо
что мысли задолбали до морщинок,
а россыпь обещаний не кольцо,
а что ни повод веская причина
… показать весь текст …

И наледь, и банальнейшая слякоть — бывает очень всяко на душе. Смеешься через силу — тянет плакать. Да, ты был прав, любезный Бомарше! Но часто хныкать — это для девчонок, здоровым дядькам явно не с руки.
Они стихи ваяют огорченно.
И потому не плачут мужики.

Казалось бы, одни и теже строки — который раз все тот же анекдот. И лишь впервые он с эффектом грогги. Потом комизм совсем уже не тот. Но если чувство есть — вода живая не даст зарваться в розовую грязь, намеки из контекста вырывая, словам…
… показать весь текст …

Сквозь дымку небылиц и серость были
Бьет слова твоего горячий свет"© ты знаешь, Слово не приносит пользы,
где ощущает сердца глухоту…
душа летать стремится, а не ползать,
и я к тебе любимая, иду.
поскольку в ней прекрасное нашла ты,
хотя я говорил все без прикрас.
благодаря тебе теперь крылаты
сплетенья приземленных прежде фраз.
стихи не увядают, как полотна,
когда их разъедает кракелюр.
на каменистых душах ведь бесплодно
и самое из нужных слов
«Люблю».
… показать весь текст …

Улыбнусь, в сотый раз, на нелепое слово «безбожник»,
Посмотри мне в глаза — в них течёт допотопный Ефрат.
Я был соткан из мифов и маленький бог — подорожник
Был приложен к душе, чтоб вытягивать боль из стигмат.
Этих алых чернильниц вовек не увидишь глазами,
Не коснёшься наощупь, вложив в них взыскующий перст.
Мир — опасное место, в котором владеешь словами,
Пока вслух их не скажешь, погибнув однажды, как Крез.

Придорожный мой бог, научи меня быть молчаливым,
Слушать Тигр и Ефрат, твои листья сжимая в руке.
В этом мире слова — это только подобие силы,
Обладающий ею надёжно сокрыт в тишине.

Она, как лаком, болью красит ногти.
Спина чужая — шрам в моей груди.

Измажь такую перьями и дегтем — и все равно, как ангел, полетит. Из-за таких наш брат немеет сходу — и нет иного выхода ему: в забвение, как тот Герасим в воду, швыряет самых преданных муму. Из-за таких соломенные вдовы на сене подвывают с видом сук. Ей выдрать очи черные готовы за то, что, словно бельма на глазу, они теперь всегда у мужика — и нет средства от настолько сильных порч.
Она ведь Супер девушка — такая не вяжетс…
… показать весь текст …

Так смычок Паганини тоскует о тишине,
если скрипка надрывно часами рыдает в голос,
если рвётся от боли в угоду тугой струне
истончённый безумием стёршийся конский волос.
Если…
впрочем, не важно…
Когда-нибудь сам скрипач
обессилит везапно и руку, как плеть, уронит.
И раздастся над миром немой, безутешный плач
за пределами звука —
в нём всё, что угодно, кроме…
…
Кроме тихой мольбы об утраченных райских снах.
Он не то что бы горд,
… показать весь текст …

Когда по инерции волны ударят в борт,
и эхо «люблю» отзовётся слабей и глуше —
поймёшь,
что приходит время фальшивых нот,
а значит, пока не поздно —
…сходи на сушу.
Вот так наступает эра иных ветров.
И штиль, и тайфун, и грозы всегда цикличны.
Спираль изогнулась,
чтоб сделать крутой виток —
по воле богов и по взмаху моих ресничек.
…
Пусть уровень новый, но прежним остался сам.
С одной оговоркой:
… показать весь текст …

Я мира хочу — оттого неизбежны сраженья,
Войди в мой шатёр, если имя твоё не Эсфирь.
Так падают вишни, поддавшись во тьме притяженью,
Срываясь на землю с упругих ветвей Иггдрасиль.
Поймаешь в ладонь — и уверуешь в вечное древо,
В земную любовь, и в молочные реки небес…
Вот венка так бьётся на шей твоей где-то слева,
Что тает от этого ритма мой внутренний бес.
Я слышу твой шёпот — так шепчут полночные травы
О новых победах, о старых дорогах в Эдем.
Так много в них сока, дурмана той древней отравы,
Что вишни наполнит забвенья вином насовсем.

Иди в мой шатёр, до рассвета не спрашивай имя —
… показать весь текст …

Сидеть в ногах у крепости, смотреть,
как попадает в облачную клеть свет золотого дерзкого луча, не спящего в июне по ночам. Так острова берут любовь в кольцо, так ярок цвет небесных изразцов, так порастает прошлое быльём…

Господне лето в имени Твоем.

Возвращаться из города-камня в твой город-сад, где листва — ожившие яшма и малахит, где становятся обетованными небеса, где приручены звери всех четырех стихий. Возвращаться покорно, неся за собой ветра, крылья шпилей и крыш, янтарные сны морей, говорить здесь с тобою, мой чудотворный храм, мой священный грааль, жемчужина в серебре. Открывать твои створки, идти за тобой туда, где не будет печали, поскольку не будет лжи. Ты хранишь меня так, как небо хранит звезда, в глубине которой оно разбудило жизнь. Возвращаться, как память — до теплой росы в глазах, возвращаться — как странник, с зеленым листком в руке. Возвращаться из города -камня в твой город-сад.

И любить тебя на истинном языке.

Туманом и мечтой,
Необъяснимым светом,
И к клавишам живым
Притронувшись слегка,
В застывшем «почему?»
На перекрестке «где ты?»
Тянусь к тебе, но ты На расстоянье сна.

Сейчас, еще чуть-чуть!
И кружится пространство,
И в миллионах брызг
Сплетался радуг цвет…
Я падаю! Спаси!
Сквозь зыбкое «напрасно»
… показать весь текст …

Тысяча и одну ночь. Замереть. Слушать.
На лампе старинной меандр медный
до дыр затереть, пока сердце победной
дробью не застучит. Захлебнуться в подушку
ожиданьем того что он должен случится.
Из ветра и пыли. И каждою строчкой —
то по нёбу щербет, то под дых заточкой.
Мудрый мой Гуру, мне снова не спиться
без сказок твоих. И похожи минуты
на вечность, на холод на дне океана.
Мой усталый Волшебник, мой Джин, я не стану
исполненья желаний просить. Просто будь ими.