А коль в снегопад со снежком не смешаться,
То чем же нам, бедным, тогда утешаться?
Коль в ветреный день по воздушным волнам
Не плавать, то чем же утешиться нам,
Коль жить, не балдея от музыки вешней,
То что может быть этой жизни кромешней?
Коль вовсе не видеть небесной каймы,
То кто может быть безутешней, чем мы?

Чем занят каждый? Ждёт вниманья
И пониманья, пониманья.
Чем каждый занят? Ждёт- пождёт,
Когда же всё-таки найдёт
Его хоть кто-то верный, чуткий,
Развеяв этот морок жуткий.

Мы все уцелели, но чисто случайно.
Как нам удалось — непонятная тайна.
Ведь здесь уцелеть вообще-то нельзя,
Здесь всё нависает, убить нас грозя,
Земля из-под ног то и дело уходит,
Опоры надёжной никто не находит.
Но, раз уж решили возможность нам дать
Пожить на земле, мы должны оправдать
Надежды, неведомо чьи ожиданья,
Доверие чьё-то… Небес? Мирозданья?

Ради собственных нужд, а не ради всеобщего блага,
Пел и пел соловей во глубинах сырого оврага.
Пел и пел изо всех ему Богом отпущенных сил
И не ведал того, что за пользу он нам приносил.
Да какую там пользу? Удачу и радость, и счастье.
О как важно его мимолётное в жизни участье.
Пусть совсем ненароком, нечаянно и невзначай
Он помог мне, когда я шепнула ему: «Выручай»,
Своим пеньем помог пережить миг печальный и тяжкий,
Хоть и пел он не мне, а укрывшейся в зарослях пташке.

Проснулся — приготовься к бою.
Не то с собой, не то с судьбою,
Которая зовётся рок.
Она скрутить в бараний рог
Спешит, а ты не поддавайся.
А ты вставай и одевайся.
Едва умоешься, поешь,
Ступай на воздух. Воздух свеж.
И погляди счастливым взглядом
На вешний лес, который рядом.
Ну, а с судьбой, сулящей хворь
И беды, даже и не спорь.
У вас с ней разный взгляд на вещи:
Твой — ясный, а её — зловещий.
… показать весь текст …

А я б в этой жизни ещё потопталась,
Поскольку душе в ней прекрасно леталось,
И даже, когда уставали крыла,
Какая-то странная тяга была,
Упрямая тяга, влекущая сила,
Что вечно куда-то туда уносила,
Где ни безысходности, ни черноты,
Лишь небо, с которым давно мы на ты.

Чем я занимаюсь? Я жизни рутину
С зари до зари превращаю в картину,
В невиданный холст, в акварель, в полотно,
Где светится дивно любое пятно.
Покамест мне это легко удавалось,
И небо с землёй на картине сливалось,
И краски на ней так умели цвести,
Что я с неё глаз не могла отвести.

А жизнь — она божественна. Она
Способна, позабыв про все угрозы,
Нам улыбаться солнечно сквозь слёзы
С небес высоких и с земного дна.
И тушь стекает по её щекам,
И дёргаются губы от обиды,
Но счастье вновь на нас имеет виды,
И горю нас слабо прибрать к рукам.

Так ходить надоело. Ну что это — левой да правой.
Всё хожу да хожу, а взлететь не выходит никак
Над неровной землёй, надоевшей, любимой, шершавой,
Где всегда до конца, до последней черты только шаг.

Ах, взлететь бы, взлететь, приподняться над ямой и кочкой.
Что там яма и кочка? Подняться б над всей маетой
И в сплошной синеве еле видимой маленькой точкой
Пролететь над когда-то пугавшей последней чертой.

Прошу вас, позвольте пройтись по Москве.
Позвольте побыть в ней и лёгкой и юной,
Не бейте по ней своей бабой чугунной,
Оставьте хоть где-нибудь дворик в траве.
Ну дайте хотя бы дойти до угла,
Свернуть на знакомую улицу дайте.
Хоть пару минут ничего не меняйте,
Чтоб я отыскать свою юность могла.
2018

Но в хаосе надо за что-то держаться,
А пальцы устали и могут разжаться.
Держаться бы надо за вехи земные,
Которых не смыли дожди проливные,
За ежесекундный простой распорядок
С настольною лампой над кипой тетрадок,
С часами на стенке, поющими звонко,
За старое фото и руку ребенка.

На чём настаивает лето?
На чём? На изобилье света,
На том, что солнечный настой,
Такой душистый и густой,
Хмельнее всяческой настойки…
Глотнув его, дремли на койке,
Чтоб в полусне почуять вдруг,
Что жизнь проходит, как недуг.

Мы с жизнью так прекрасно спелись.
Ей даже вроде не приелись
Мои стихи, а мне её Духоподъёмное враньё.
Пускай уж лучше слух мой нежит
Враньём, чем правду-матку режет,
Твердя: «Хорошего не жди.
Один лишь морок впереди».
Нет-нет, уж лучше, встав с рассветом,
Мы будем с нею петь дуэтом
Про птиц, про неба синеву,
Про рай во сне и наяву.

Сказать, в чем все же вижу я спасение?
Да в том, что за субботой — воскресенье,
Что в три светает, а до трех — темно.
Режим. Порядок. До чего ж умно.

Рассвет, расцвет, сиянье, угасание.
Давай и мы составим расписание,
И будем его строго соблюдать:
Под утро — счастье, под вечер — благодать.

Я так устала уставать…
Я так устала отставать
От тех, кто ходит быстрым шагом.
Что я считать решила благом Свою походку… Вдруг она мне только для того дана,
Чтоб из-за вечной проволочки
Нескоро я дошла до точки…

Ну надо же так этот мир засекретить,
О чём ни спрошу, мне не могут ответить,
И вместо коротеньких «да» или «нет»
Весенней синицы летучий привет,
И вместо простого, прямого ответа —
Сквозь шторы полоска неяркого света.

А может, не стоит на это пенять,
А может быть, кто — то даёт мне понять,
Что жить в этом мире таком прихотливом
В неведенье надо блаженном, счастливом…

Я встречу день, пока не встреченный,
Никем не встреченный пока,
В его предел, едва намеченный,
Уже поплыли облака.
Коль нам позволит мироздание,
Коль не случится ничего,
Коль не отменится свидание,
Вот-вот увижу я его.
И будет он весь в белом, новеньком,
Во всём прозрачном, как слеза.
Ведь жить нельзя на всём готовеньком,
И мы, не зная ни аза,
Начнём очаг усердно складывать
И тропы разные торить,
… показать весь текст …

А жизнь трудна. Она труднее, что ни год.
Чтоб с нею справиться, я к ней ищу подход,
И выбираю для общенья верный тон,
И для свиданий выбираю верный фон.
Коль говорить с ней меж задумчивых дерев,
Она на милость непременно сменит гнев,
И коль любить её пушистые снега
И синь небесную, что так ей дорога,
И не канючить, и не требовать тех благ,
Что дать не может она, бедная, никак,
А лишь при каждой новой встрече ликовать,
То и она со мною будет ворковать.

А первый день весны, как первые объятья.
А первый день весны… А первый день весны…
Сказать бы про него, привычных слов не тратя,
Поскольку все слова для этого тесны.

И всё же силюсь я сказать, что он неловок,
Как отрок, как юнец, влюблённый в первый раз,
Не знающий ходов, не знающий уловок,
Не прячущий от нас своих влюблённых глаз.