Поезда и вокзалы, леса и травы, не любовь — обжигающий дерзкий дождь. Это были те времена и нравы, от которых сразу бросает в дрожь. Ни укрытий не было, ни спасенья — отдавались каждому дню сполна. Скоро грянет Прощеное воскресенье, рассказать, кому я теперь жена? Столько кадров сменилось в оконной раме — не привыкнуть к цвету, не вспомнить вид. У меня здесь, знаешь, игра без правил, на войне не думают о любви. Пережить атаку, оставить крестик, встать на новой чертовой высоте и ночами слушать чужие песни, находя в них тысячи общих тем. Все, что было — длится неистребимо, бесконечным ожогом горит в груди.

Потому что нельзя убивать любимых. Можно только, зажмурившись, уходить.

Кем ты пытаешься здесь прослыть — острый, больной, сквозной? Мальчики прыгают со скалы в полуденный звонкий зной. Мальчики прыгают — каждый мнит: крылья, порыв, полет. Смола и каменный аммонит, листок и янтарный лёд. Мальчики прыгают — сколько лет мне наблюдать их бег? Крылья, лежащие на земле, я отдала тебе. Небо открыла — восток, окно, ветер течёт рекой. Земля, уходящая из-под ног, запомнит меня такой.

Они умирают в моей груди, бьются, идут ко дну. Мальчики прыгают. Ни один крыльями не взмахнул.

как мучительно сходят с ума — нам известно давно, как в него возвращаются — этому нас не научат… это был невозможный — и все-таки выпавший случай — нам друг друга найти среди кадров немого кино, нас позвали в игру — и мы приняли это, как дар, символ нового времени, нежное кровосмешенье… я давно не прошу у тебя на любовь разрешенья, но и права не помнить тебе не верну никогда. я умею молчать обо всем, что ты мне говоришь, я умею писать обо всем, что ты мне не расскажешь, каждый день, как открытка…
… показать весь текст …