Нужно снова заплатки готовить на платье и жизнь.
Вырезать из души, из немого, заблудшего сердца.
Ткань подола с заплаткой, как жизнь с расставанием — слились,
Но заплатки — тонкИ, и от этого некуда деться.

Прохудились: и ткань, и привычный, приевшийся быт.
Нужно всё перешить, — только много ли толку в обновке?
Но с усердием шью, и шепчу: не забыт, не забыт.
И бежит алый след вдоль сверкающей, тонкой иголки.

Перешить, пережить, — эту зиму и это житьё.
Так велит за окном мне раскидистый, старый орешник, —
Свои ветви, склонив, на седое, большое окно.
И надежда живёт, как под белым покровом подснежник.

У счастья век короткий, что с того:
Уходит лето, в небе плачут птицы.
И только солнца желтое пятно, —
Теплом последним трогает ресницы.

И кажется полжизни за спиной,
А впереди, — лишь горсточка, и все же:
Дарованный сентябрьский покой,
Сквозит прохладой в маленькой прихожей.

И надо бы душистый, мятный чай, —
Заваривать, и думать о грядущем.
И новых строк придумать невзначай,
И верить будто слово всемогуще.

Сойти с ума, но осень пережить, —
С тяжелым помутнением рассудка.
И чашу одиночества испить,
Доверившись лихому промежутку.

Себя почти не слышать, но внимать:
Как лес затих, как листья выцветают.
Себя почти не помнить, но понять:
Что души никогда не умирают.

Что всё проходит. Будет только снег, —
Из года в год очерчивать равнину.
Что этот снег, как близкий человек, —
Твоим бывает лишь наполовину.