За излучиной реки, у баштанов сельского председателя Хомы Рябца,
Морозка придержал коня. Над баштанами не чувствовалось заботливого
хозяйского глаза: когда хозяин занят общественными делами, баштаны зарастают
травой, сгнивает дедовский курень, пузатые дыни с трудом вызревают в духовитой полыни и пугало над баштанами похоже на сдыхающую птицу.
Воровато оглядевшись по сторонам, Морозка свернул к покосившемуся
куреню. Осторожно заглянул вовнутрь. Там никого не было. Валялись какие-то
тряпки, заржавленный обломок косы, сухие корки огурцов и дынь. Отвязав
мешок, Морозка соскочил с лошади и, пригибаясь к земле, пополз по грядам.
Лихорадочно разрывая плети, запихивал дыни в мешок, некоторые тут же съедал,
разламывая на колене.
Мишка, помахивая хвостом, смотрел на хозяина хитрым, понимающим
взглядом, как вдруг, заслышав шорох, поднял лохматые уши и быстро повернул к реке кудлатую голову. Из ивняка вылез на берег длиннобородый, ширококостный
старик в полотняных штанах и коричневой войлочной шляпе. Он с трудом
удерживал в руках ходивший ходуном нерет, где громадный плоскожабрый таймень
в муках бился предсмертным биением. С нерета холодными струйками стекала на полотняные штаны, на крепкие босые ступни разбавленная водой малиновая
кровь.
В рослой фигуре Хомы Егоровича Рябца Мишка узнал хозяина гнедой
широкозадой кобылицы, с которой, отделенный дощатой перегородкой, Мишка жил
и столовался в одной конюшне, томясь от постоянного вожделения. Тогда он приветливо растопырил уши и, запрокинув голову, глупо и радостно заржал.
Морозка испуганно вскочил и замер в полусогнутом положении, держась
обеими руками за мешок.