День устал… Снова вечер, богемно глотающий смог,
обожжёт твоё сердце, разлившись луною под кожей.
Покидай этот город, который болезненно гложет
твою юную душу. Искусственно сделанный вдох

тихим эхом вливается в вязкие атомы тьмы…
Долетев до стены, он теряет сознание… Выдох…
Беспризорная ночь станет вечным приютом бесстыдных,
но несбывшихся грёз. И в начале июльской зимы

ты как будто принцесса… По дому рассыпан горох
неуютно-больших, но вмещающих жизнь, чемоданов.
Уезжай же туда, где твоим неспасением станет
пустотелая рюмка. К чему приведёт монолог

с фотографией Бога, который предательски нем?
Он — такой же, как ты, — потерявший доверие к людям.
Отбивая свой ритм, монотонное время разбудит
нежелание жить. И тебе не понятно, зачем

чёрно-белые мысли записывать в личный дневник,
перечитывать их, обостряя чувствительность боли.
Говорить «я люблю» вместо «нравишься» всё же не стоит…
Вдохновенная ложь… И теперь одинокий ночник

тускло светит в окно, засмотревшись в июльский февраль,
где скользнула зима по остаткам души и карнизов.
И улыбка твоя — репродукция губ Моны Лизы —
безупречный шедевр, рисовала который… Печаль.

______________________________________
Уютная кофейня… Дым сигар
Шиншиллово укутывает плечи,
Элитное пятно Пино Нуар
На скатерти краснеет. И щебечет
За окнами насмешливый Монмартр,
Улыбками и жизнью раздражая.
Гарсону ты заказывала яд,
А он несёт матэ. Уже седьмая
Попытка освежить бокал вина,
Не тронутый помадой и руками…
Нужна ли ты?.. важна ли ты?.. верна
Сама себе?.. И разум одурманив,
Законы пресловутых комильфо
Ты вычеркнешь… Прикинешься безликой…
Серебряная ложечка фарфор
Растрогала до радостного крика,
А после — замолчала… Тишиной
Описок в этом сердце не исправить…
И боль увековечивать тоской —
Жестокое, но главное из правил
Той грусти, что не вылечить никак,
С которой остаётся только верить
В спасительный ленивый полумрак
Уютной, но безжизненной кофейни…