разберись, говорит. разберись в голове, в груди,
в перспективах, давно маячащих впереди —
чтоб как питт и джоли, а не джонни и паради,
чтобы встала такая — всё, без проблем иди
(и уже не ко дну, а нормально, не подведи).
разберись, говорит. разгреби головной бардак,
уберись-ка на полках-рёбрах и, кстати, да,
все твои «невозможно» — чистейшая ерунда,
потому что когда (не если, а прям когда)
ты действительно хочешь, то вспять потечёт вода,
и застынет планета, и время замедлит бег,
солнце, с запада выйдя, рухнет в восточный снег,
и троянским конём да подавится сам же грек!
что посадишь сегодня, то завтра взрастит побег.
разберись, говорит. будь как ной. возведи ковчег:
посади туда всех по парам — любовь да смерть,
боль и счастье, своё умение не реветь
и умение, разревевшись, не омертветь.
за полгода ты превратилась в свою же треть.
разберись, говорит, я боюсь на тебя смотреть.
ты совсем, говорит, пропала. одни глаза.
ты — не бархат уже ни разу, сплошной базальт.
сколько можно из овердрамы не вылезать?
разберись, говорит. разберись, говорит. дерзай.
я молчу. ну, а что тут можно ещё сказать?
разберусь. просто дай мне время прилечь-повыть,
покопаться в своих ранениях пулевых,
а потом спокойно раз и из головы
всё плохое вымести, вытащить, вынуть, вы…
ты же знаешь: когда не больно, тогда — мертвы.
ты же знаешь: мне в кайф по лезвию, на краю,
я себе проложила рваную колею —
и лежу там, плачу (можно сказать, пою)…
разберись, говоришь. разберись же, ну, чтоб твою!
я киваю тебе, и слушаюсь.
и встаю.