Отстрелялись, присягу дали — стали полноценными бойцами Советской Армии, вместе с присягой и гордостью выполнения своего Священного Долга по защите Родины, появились и обязанности, и ответственность за их строгое выполнение. Устав, в нашем Взводе высшего образования, выполнялся не формально, строго, но хоть и трудно было многим физически переносить нагрузки, всё было справедливым и законным, в моральном плане тяжело не было. Никто из начальства не только, чтобы рукоприкладство себе мог разрешить, но и мата от наших ефрейторов, сержанта и старшины не разу не слышал, и только на «Вы»:
— Рядовой … ! Приступить к выполнению задания!, и под козырёк.
Естественно служба была естественной, строили дома для …, разбирали старые самолёты, строили ангар и слушали политинформации. Наказания были тоже по Уставу — наряды вне очереди, как я уже писал мы трое зачастую нарывались специально, но после присяги ефрейторы, командиры отделений, начали зверствовать люто. Ставили на ночь на пост по четыре часа, проверяли гады и днём спать не давали, гнали всё равно на работы. Остановиться мы уже не могли и однажды я с Жоркой за обедом разболтались воспоминаниями о столичных ресторанах, за что сержант и влепил нам по наряду вне очереди, и на ночной пост…
Льёт дождь, как из ведра, слой воды местами доходил до 30 см, часовой-дневальный стоял четыре часа на тумбочке, ночь, ни зги, а на тебя светит прожектор со столба рядом проходящей ЛЭП.
Представили? Стою, ноги затекли, переступаю. жутко однако, холодно, плащь-палатка мокрая уже не только снаружи. но местами и внутри, и хочется спуститься и размяться, а сапоги дырявые, потом стоять с мокрыми ногами? — подумаешь и уже не хочется. Хорошо ещё у меня часы сохранились, при уходе в армию на работе директор вручил, смотрю время заканчивается, а этот гад, Жорка, всё не идет, до последней секунды в палатке сидит зараза, ещё друг называется…, нет смотрю вылезает, и только я хотел спустится…
Выстрел!!! Что-то, как даст мне по ноге, я шлёп кубарем с табуретки в лужу, чуть не захлебнулся:
- «Тревога!» — истошно заорал перевернувшись на спину и откашливаясь… автомат упал с плеча в лужу, шарю рукой, а в этом свете, под водой, лёжа, найти не могу, да и толку что? Патронов нам не давали, один штык-нож на поясе.
Жорка подполз, вытащил из грязи автомат, меня в темноту тащит, тоже орёт, тут и командиры прибежали…
В общем полный писец вышел, повезло, что больше выстрелов и не было. Сержант послал ефрейтора в часть, меня четверо понесли на плащ-палатке в санчасть. Наряд из караула побегал вокруг, да чего найдёшь ночью под таким дождём?
В санчасти рану обработали, зашили, забинтовали, оказалось, что ничего страшного не произошло, пуля по касательной икру на правой ноге с краю прошила, уже через десять дней полного кайфа в кровати, меня отправили обратно, с наказом помалкивать. Так и не знаю, что это было? На фига в меня было стрелять? Прапор ещё раньше рассказывал, что недалеко от нас целую казарму в 80 человек вырезали, утром нашли дневального и всех с перерезанными глотками. Наверное врал, нас запугивая и повышал бдительность, а может и вправду, но тогда получается я взвод спас от хунхузов корейских или хунвейбинов китайских? А о событиях на острове Даманский помните?
За мой подвиг мне ни медали не дали, ни грамоты какой, правда ни с бухты, ни с барахты «За успехи в боевой и политической подготовке» присвоили звание ефрейтора, старшего солдата значит. «Но молчать!». Видимо боялись осложнения международной обстановки.
После санчасти, мне положен был отдых и я лежал на раскладушке покуривая, когда остальные вкалывали и когда все строевым шагом направлялись с песней в столовую, то я с полной страдания мордой, ковылял сзади не обращая внимания на требования командира отделения встать в строй.
Нормально. Но вот Мишка, гад…
«И останутся, как в сказках,
Как манящие огни
Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни».