— Он так нелюдим!
— Как зовут мальчугана?
— Саша.
Совсем не смеётся. Не плачет. Угрюмый взгляд.
Замкнётся в себе и молчит пО три дня подряд,
Как будто испытывать взялся терпенье наше!
Быть может, возьмёте девочку?
В горле ком.
Смотрю на мальчишку, что жмётся в углу кровати.
— Родители живы?
— Погибли в пожаре. Кстати,
С тех пор он ни разу не спрашивал ни о ком.
Так, может быть, девочку?
— Мальчика. Решено.
— Нет, дело, конечно, хозяйское… Право ваше.
Я не отвечаю. Я просто смотрю, как Саша
Серьёзно, по-взрослому, строго глядит в окно.
И вдруг, повернувшись, вонзается взглядом в душу.
В больших серебристых глазах — и печаль, и страх.
Но больше — отчаянья. Я рассыпаюсь в прах
От этого взгляда. И я откровенно трушу.
…
— Ну что ты молчишь? Поздоровайся, Саша, с тётей!
Мы тупо киваем друг другу. Нелепо, вскользь.
Но этот пацан будто видит меня насквозь,
Он вдруг выдаёт: — Всё равно, меня не возьмёте,
Ведь Вы мне — не мать!
Я глотаю слова, как яд.
Я тихо сползаю по крашеной стенке синей.
Трясясь, бормочу: — Знаешь, я потеряла сына…
Вы очень похожи… Особенно этот взгляд…
Директор ворчит. Заслоняет дверной проём.
Мы смотрим… И смотрим… И смотрим в глаза друг другу.
Детдом. Всё казённое. Божечки, как же туго
Ему, восьмилетнему Саше, живётся в нём!
А были когда-то и мама, и папа… БЫЛИ.
И кто мы друг другу? — Затравленных два зверька…
Вдруг Саша подходит ко мне, и его рука
Берёт мою руку: — Вы сильно его любили?
…
Ну, вот и снежок! Первый снег для души — отрада.
Пусть робкий, но всё же… Пусть даже сойдёт к утру.
Я Саше сказала, что я его заберу.
Он мне не ответил. Но понял, что это правда.