часть третья
СТРАННОЕ ПОВЕДЕНИЕ МОРРЕДА
— Для безопасности.
На ходу пояснил он и пошел, осматривал тела поверженных врагов. Вытащив ещё пару стрел из косяка двери, укоризненно показал их мне. Я только плечами пожала:
- Бывает, задумалась слегка…
. Ночь у нас вышла бурная: весь её остаток я складировала тела в подпол, затем мыла изгаженный пол, терла перилла, возвращала на место мебель.
Особенно меня вымотали два сундука на кривых ножках. Морред был очень недоволен, потому что пытался заснуть на одном из них — как только улеглись волнение, он оглядел устроенный беспорядок и брезгливо поморщился:
- Прибраться не помешало бы. Ты начинай, а я…
Он занял наблюдательный пост, на одном из массивных сундуков.
- Буду тебя охранять, вдруг, грайды опять полезут. Даже заклинание не успею произнести, и кто нас спасет? Давай, определись с телами и приберись что ли, ты же женщина, слабая и беззащитная.
- Потише пожалуйста.
Ворчал он, с шумом переворачивась с боку на бок и тщетно пытаясь незаметно заснуть. Ещё какое-то время он ворочался, вздыхал, но потом затих и поплыл в свои волшебные сны.
Утро, дыша холодком, явилось к нам в разбитые двери сразу, без приглашения, и, потрепав мага за нос, осветило идеально прибранный дом. Морред вздрогнул, потянулся и кивнул мне.
- Где завтрак?
Его придирчивость достигла границ моего терпения.
- Поедим в дороге.
Я хотела покинуть это место как можно скорее, но волшебник не спешил: он долго и методично разбирал, брошенные хозяевами вещи, затем еще дольше увязывал их в узел.
Разыскал пару почти целых глиняных горшков, зачем-то оторвал доску от пола, долго и задумчиво разглядывал тяжеленный чугунный вертел, который из-за его тяжести прежние хозяева оставили в очаге.
Потом он что-то посчитал, прикинул и отложил в сторону помятый жестяной чайник, затем ещё немного подумал и взял чайник обратно.
- Я принцесса.
Слабо протестуя, я тащила по пыльной дороге, весь скарб мага.
Морред в это время с увлечением рассказывал мне о звездах, о далеких мирах, чертил в небе схемы созвездий.
Железный вертел, уперевшись мне в ухо, при ходьбе сильно натирал шею. Пекло полуденное солнце, я вязла по колено в песке, с трудом переставляя ноги, гремели горшки…
- Морред, или ты возьмешь часть поклажи, или я…
По его недовольному взгляду, я быстро просекла, что рискую остаться в одиночестве и продолжила.
-…потащу все одна. Не беспокойся, мне совсем не тяжело. Вот только, не мог бы ты быть так любезен и перекинуть этот чудесный вертел, на другую сторону моей шеи.
Ближе к вечеру маг вспомнил об обеде и потребовал принести ему хлеба из ближайшего трактира, блаженно вытянув ноги прямо посреди дороги.
- И побыстрее! Бегом давай!
Крикнул он мне вслед,
- Я пока распакую вещи и проверю, не потеряли ли что-то по дороге.
-«Он мне нисколечко не доверяет».
Горько признавшись себе в несовершенстве нашей дружбы, я быстро преодолела крутой холм и вприпрыжку бросилась к маленьким огонькам далекой деревни.
По запаху определив трактир, я не раздумывая толкнула отсыревшую дверь и с трудом, разглядела внутри пару грубо сколоченных столов.
Несколько крестьян, развалившись на скамьях, меланхолично наблюдали за ловким карточным шулером, который всухую обыгрывал простодушного гоблина.
- Ну те с. Что будем заказывать, пигалица?
Толстый трактирщик с интересом уставился на меня, и я поняла самое главное — у меня нет денег.
- Я принцесса!
- А я король!
Он довольно захохотал так, что с потолка посыпались гнилые ошметки дерева.
- Попрошайкам не подаю, а вот как насчет игры?
- Карты! Твои низменные интересы позорят наш род! Вместо благодарности за наш труд ты «такое» выкидываешь!!!
Моя старшая сестра брезгливо ухватила двумя пальчиками, обернутыми в носовой платок, подаренную мне кем-то еще перед свадьбой, колоду.
Не понимаю, почему игру в тупого хоббита называют — «такое», ничего, вот именно «такого» в ней и нет.
ВАЛИНОР. ВОСПОМИНАНИЯ.
Все началось с разговора о судьбах мира — мы с королем любили поболтать о всякой ерунде. Затем речь зашла о предсказаниях, и карты, очень кстати, оказались под рукой.
А точнее, в левом рукаве.
Как потом мне рассказали, взрывы смеха были слышны даже в дальних покоях дворца. Придворные недоуменно пожимали плечами и переглядывались, но войти в личные покои короля никто не решился.
Но когда в из-за двери начали раздаваться сдавленные стоны, первым не выдержал караул: бросив пост, один из стражников доложил о подозрительных звуках моему благородному супругу.
И хотя тот находился на другом конце острова, но прибежал довольно быстро, гораздо быстрее, чем смогла бы прискакать его лошадь.
По его обалдевшему виду мы с королем поняли, что хватили лишку — картина, застрявшего под троном отца, куда тот залез, чтобы два раза промяукать, и меня, старающейся вытащить за руки намертво застрявшего свекра, поразила Лега в самое сердце.
И когда он, наконец, справился со своими чувствами, и, приподняв трон, освободил отца, то грозно приказал мне готовиться к обыску.
Много добра в тот вечер полетело в море…
Ночью я тайно оплакала свои сокровища и в первый раз подумала о муже без нежности.
КРУГОМ ПРЕДАТЕЛЬСТВО. И МОРРЕД БРУТ
- Нет, я не играю, но удачу приношу, я счастливая.
Уродливый, с кожей будто изъеденной слизнями, мне подмигнул орк:
- Давай к нам, «принцесса».
- Десятка.
Довольно проворчал он, покрыв, выложенные горкой карты. Его тощий противник, гоблин, весь покрылся капельками пота, громко выдохнул и выложил главный козырь — сенешаль Мустагрима.
- Эльфийка и кольцо.
Взревел орк и с силой хлопнул по столу картой. — Ну как?
Гоблин молча снял куртку и отдал довольному шулеру.
Эльфийка была весомой картой в колоде, если не считать Гондорского короля, короля гномов и эльфийского величества, впрочем, при изрядной поддержке темных воинов, эльфийка могла бить подобных с явным успехом.
В игре, что получила распространение уже после известных войн, мастей было семь: три светлых и четыре темных.
Почему?
А вот из вредности.
Пусть свободные народы обижаются.
-Светлые были люди, гномы, эльфы…
-Темные — орки, назгулы, тролли и хоббиты.
Еще пара карт, с символами колец, как самые главные по старшинству, усиливали мощь своих соседей и давали им дополнительные преимущества
- по правилам, даже нижайший тролль, если выпадал с картой кольца, мог бить гондорского короля со всей его свитой и наоборот.
Из женских карт, присутствовала только эльфийка, она шла отдельной статьей — главенствовала над всеми мастями, и, единственная, могла принимать как темное так и светлое обличие.
Именно ее приберегали на последний, решающий ход, когда все остальные резервы были исчерпаны.
Выпадая со знаком кольца, она выигрывала, сразу и окончательно.
Сжимая в ладонях честно заработанный кусок хлеба, я так же честно несла его другу.
Колючие ветки били меня по лицу, а на подходе к месту привала я, зацепившись за корягу, с шумом полетела в гостеприимно расправленные колючие лапы ежевики.
И здесь, лежа на животе под кустом, я услышала тихий разговор, доносившийся с противоположного склона холма.
- Я не понимаю, почему ты вчера не отдал её грайдам, и вместо этого попытался спрятать от меня. Ты ведешь себя, странно, волшебник. Где эльфийка?
Последовало молчание.
Приподнявшись на согнутых локтях, я старательно вслушивалась в тяжелое, с присвистом дыхание моего друга. И его голос, будто вымученный душевными терзаниями, наконец произнес:
- Она в кустах ежевики, за холмом.
СНОВА В БЕГАХ
Так я никогда не бегала, даже от орков. Сейчас меня гнал не реальный враг, меня гнал страх.
Забыв о своих невзгодах и не разбирая дороги, я неслась, не разбирая дороги, лишь бы больше никогда не слышать этот голос.
Всю ночь, трясясь по ухабам в скрипучей повозке, я пыталась понять чувства предавших меня друзей.
Пыталась, но не понимала и от этого непонимания ещё сильнее тряслась, тряслась до тошноты. Зарывшись в кучу сваленных в телеге тряпок, я старалась забыться в полусне.
Ближе к утру кто-то теплый прижался к моей спине и тоже попытался согреться. В слабом свете я разглядела мордочку старой обезьяны, с большущими грустными глазами.
Милостиво потеснившись, она свернулась калачиком и сразу заснула.
Пара расшитых бумажной мишурой костюмов, деревянный меч, раздавленный и изрядно перемешанный грим, раскрашенный тент с крупными незнакомыми буквами. Кое-как приподнявшись, я выглянула наружу.
День, под стать настроению, плаксиво хмурился, серые тучки затягивали низкий небосвод. Зябко потерев ладонями плечи, я вернулась на свое место.
Обезьяна проснулась и принялась задумчиво что-то искать в моих длинных косах. Она скребла ногтями по моему затылку и громко сопела.
Не обращая внимания на её маневры, я сжалась в комочек и тоже тяжело вздыхала.
Как я оказалась здесь? Да очень просто — на другие повозки меня просто не взяли.
Обессилевшая от быстрого бега, я напрасно махала руками и умоляла проезжающих отвезти меня хоть куда-нибудь — они лишь подстегивали лошадей и мчались дальше.
И только к вечеру, когда со мной поравнялся медленно тащившийся обоз бродячих комедиантов, я без приглашения залезла в последнюю телегу и спряталась под ворохом тряпья.
Добрая обезьяна меня не выдала, а даже посочувствовала и приютила на ночь. И всю эту ночь я проплакала.
Глухие шлепки веток по натянутой парусине вскоре стали реже, колеса замедлили ход и повозка, качнувшись, остановилась.
Но все ещё находясь во власти дремы, я сонно сжимала веки — просыпаться не хотелось, как не хотелось видеть тот убогий мир, что окружал меня.
- Опаньки, у нас гости.
Раздался бодрый, жизнерадостный голос. Из проема откинутого полога на меня глядел уже знакомый улыбающийся гоблин.
- Ты откуда малышка?
И он опять рассмеялся.
- Солнце встало, жизнь чудесна! Давай знакомится!!!
Он протянул ко мне руки, но, слабо пискнув, я забилась в самый дальний угол.
- Кто же так тебя напугал?
Глотая подступившие слезы, я только отрицательно замотала головой.
А он продолжил.
- Да я не против, сиди, сколько хочешь. Только кинь мне вон ту рубашку, я, знаешь ли, несколько в неглиже.
Только сейчас, сквозь пелену слез, я заметила, что гоблин, голый — почти, если не считать венка из придорожных цветов на голове и повязки из листьев на бедрах. Отвернувшись я бросила первое, что попалось под руку.
Маленький караван состоял из двух повозок-вагончиков с тентами, ярко размалеванными сценами из героических баллад.
Пара лошадей, лениво отмахиваясь от лесных оводов, паслась в сторонке, подбирая толстыми губами густо рассыпанное зерно.
Горел костер, согревая продрогших в тумане странных существ, которые о чем-то приглушенно спорили. От костра шел вкусный запах еды, стучала ложка, напоминая о последних двух днях полной голодовки.
Полусонный бакен с кошачьими глазами аккуратно вылавливал в бульоне кусочки картошки сломанной веточкой.
Его тело, затянутое в лоскутное одеяние, сливалось с цветочным ковром, и казалось, что один из радужных ирисов внезапно ожил.
Сходство довершал длинный синеватый нос и острый подбородок. Его племя никогда не жило на одном месте, они бродили по миру, вынюхивая и выискивая только им известные выгоды, потому как без них и шагу не могли ступить.
А потому, его нахождение здесь было удивительно и странно. Моего гостеприимного хозяина нигде не было видно.
Справившись со страхами, я, наконец вылезла из повозки, чтобы развесить на ближайших ветвях мокрую от слез чужую одежду.
Судя по ее рваным карманам и полному отсутствию пуговиц, занятие хозяев не приносило им большого дохода.
Тем более странным казалась присутствие здесь бакена.
- Иди к нам.
Мне махнули из молочной дымки.
- Присаживайся.
Тоненькая, словно выточенная из стекла, молоденькая девушка узкими, почти прозрачными ладошками, крепко держала вырезанную из дерева ложку.
- Вот только длинноухих нам и не хватало. Давно вашего брата не видели. Мор на вас напал, что ли? Ты откуда? Впрочем, можешь соврать. Здесь все врут.
И сразу потеряв ко мне интерес, бакен продолжил вытаскивание из закипающего котелка недоваренной картошки.
- Держи.
Подошедший сзади гоблин протянул мне половинку яблока.
- Голодная, небось. Ишь, глазищами так и зыкаешь.
Я молча оттолкнула его уродливую руку и направилась в чащу леса, гордая своим несчастьем.
НАЛЕТ НАЗГУЛОВ. ПОИСКИ.
Но красивого ухода не получилось. Потому что, в тот же момент по мохнатым верхушкам деревьев заскользили рваные тени.
- Назгулы.
Одно это слово повергло в ужас весь маленький отряд. И я без приглашения и раздумий снова шмыгнула в крайнюю повозку под все ту же груду грязного тряпья и, скорчившись, перестала дышать.
- Здесь вот — обезьяна.
Нисколько не смущаясь, гоблин отвернул матерчатый полог повозки.
- Только, осторожно, кусается.
Блеснул свет. Что-то большое и пугающе темное зашевелилось на краю телеги.
Невдалеке слышался разговор:
- Эльфийка? Нет, не встречали! С длинными цвета мифрила косами? Большущие глаза, наполненные слезами? Лук за спиной? Нет, не видели. Впрочем…
По звуку разрубаемых и раздираемых вещей стало ясно, что моё убежище вот-вот обнаружат, и когда острый клинок с неотвратимостью, начал шарить в нехитром скарбе гоблина совсем рядом со мной, я зашептала прощальную молитву.
- Ай, а она действительно кусается!
Когда казалось, что все кончено, и ничего нельзя изменить, за меня вступилось самое ничтожное существо, — обезьяна.
Она прыгнула на назгула и с яростью пустила в ход мелкие желтые зубы. Раздраженно саданув ее кинжалом, Чаки разочарованно отошел от повозки.
- Она рядом. Я чувствую её присутствие…
Глухо и злобно бормотал Валентин.
- Ищите.
Закусив кулак, я неподвижной тенью лежала на самом дне повозки, а те, кому я так безгранично доверяла, сейчас искали меня чтобы погубить…
За что?
Но выяснять этот вопрос почему-то совсем не хотелось, и поэтому я молча мучилась от его неразрешимости и ждала, когда кончится обыск.
Он кончился так же стремительно и неожиданно как и начался. Со стороны леса кто-то прибежал.
- Эльфийка в двух лигах отсюда, её видели на краю леса.
Вся темная масса вздрогнула, с шумом расправила крылья и рванула прочь.
- Странно, зачем назгулам эльфийка.
Между делом приговаривала ундина, собирая разбросанные по поляне вещи.
- Ну вот, мантию порвали.
Огорченно вертя в руках две половинки плаща, в другой стороне расстраивался гоблин.
- Придется отменить постановку о наихрабрейшим рыцаре и прекрасной принцессе. Кто теперь будет дракона изображать?
И он выразительно глянул на меня.
- Она, между прочим, погибла из-за тебя, понимаешь намек? Понимаешь!?!
БРОДЯЧИЙ ТЕАТР
Пришлось вечером заменить погибшую обезьяну.
- Никто не видел моих жонглерских колец?
Меж тем беспокоился бакен.
Забегая вперед, скажу, что мы их все-таки нашли, в десяти лигах от стоянки, живописно развешанными по елкам.
Но тогда мы недосчитались многого, похоже, кое-что расстроенные неудачей назгулы прихватили на сувениры. Остаток дороги проделали пешком — телеги восстановлению уже не подлежали.
Нагрузив на спины свой реквизит, великие актеры лесными тропами топали в сторону захудалого пограничного городишки Аталесса, который и был целью их затянувшихся гастролей.
Едва видимый из-за узлов с костюмами, а сверху нагруженный еще и деревянными мечами, гоблин на ходу учил роль, его возгласы: «О прекрасная принцесса!»
Нервировали меня, я постоянно оглядывалась на них и порывалась ответить.
Но на дворе стояла весна, и крестьянам было не до утех. Напрасно расчесывая длинные пряди голубых волос, зазывно пела ундина, пела о любви и нежности, а они все внимание отдавали овсу и репе. Магия искусства, увы, не действовала. Мы голодали вторую неделю.
Пришлось взять у местного богача подряд на посадку свеклы.
ВЫКУП ТРОЛЛЯ
Еще до рассвета нам привезли несколько корзин, заполненных немного подвядшей рассадой, тем самым определив норму.
Молчаливые работники сгрузили ношу у входа в сарай, где мы имели честь ночевать, на прошлогоднем сене. Растолкав ундину, я указала ей на поле.
- Солнце не ждет, идем пока нет жары.
Она зевнула и повернулась на другой бок.
Странно, но здесь, похоже, все презирали утро — на еще холодноватой и мокрой от росы рыхлой земле не было ни одного следа. Похоже, я оказалась в поле первой. Но оглянувшись, я поняла, что ошиблась.
Неподалеку, сгибаясь почти пополам и упираясь когтистыми лапами в землю, огромный горный тролль тянул тяжелый плуг.
Пыхтя и отдуваясь, он налегал широкой грудью на жесткие ременные гужи, упорно стремясь не отклонится и ровно провести пахотный ряд.
Крупные капли пота, выступавшие на лбу, поминутно стекали струйками вниз, делая его и без того измученную морду еще более отвратительной.
- Прекрасное утро.
Проходя мимо, пропела я.
- Вы тоже на подработке?
Он, не прерывая движения, поднял с ближайшей межи огромный валун и метнул мне вслед.
Не попал — потому что, отбросив неудобную корзину, я рыбкой сиганула в ближайший овраг, пребольно шлепнувшись на живот и притворилась мертвой. Не оглядываясь, тролль продолжил пахоту.
Мне стало обидно, особенно потому, что я испачкала свое единственное платье, и, надув губы, я склонилась над своей грядкой, пихнув первый саженец в рыхлую землю.
А остановилась только на конце поля, когда изумрудная зелень высаженных стебельков заполонила все пространство.
- Телле-кошмарик.
Представился тролль, разглядывая меня стоящую на коленях у пыльной межи. Он протянул руку, помогая подняться, и увел в свой шалаш на краю поля, где честно поделился прокисшим молоком из огромного глиняного кувшина.
Рабский браслет, висевший на его руке, глухо ударился о кувшин.
- Да, а все цыплята.
Вздохнув, ответил он на мой немой вопрос.
- Воровал?
В этой местности воров кур, продавали в рабство хозяину обчищенного птичника, определяя по году за каждую птицу.
Некоторые беззастенчиво пользовались этим законом, завышая число похищенных птиц до немыслимых размеров и загоняя несчастных воришек в пожизненную неволю.
Тролль серьезно посмотрел на меня:
- Не, высиживал.
Ближе к осени, когда тролли впадали в долгую спячку, местные жители подкладывая им под бока яйца, получалась двойная польза: и цыплята выведутся и тролль ничего не узнает.
А он меж тем продолжал:
- И только я развел целое стадо желтых пухленьких комочков, как явился хозяин яиц, и двух не досчитался. Меня, значит, плетью высекли, ноздри подпалили, на дыбе потянули, да только результат тот же — двух курочек нет. Тухлые яйца оказались. Двадцать лет отрабатывать заставили, по году за яйцо.
Вот чувствую, надули тролля, но в чем?
И только догадка замаячила где-то вдалеке, как резкий окрик хозяина заставил нас встрепенуться.
Солнце уже вовсю жарило его лысую макушку, и, закрыв глаза от яркого света, толстый крестьянин указал моему другу на дальний холм. Тот, послушно согнувшись, вышел вон.
Я сняла с рук узкие витые браслеты — подарок короля, вынула из ушей длинные изумрудные подвески…
- И кольцо, — толстяк взвесил в руке искрящиеся богатство.
Я посмотрела на мощную спину тролля и, вздохнув, сняла обручальное кольцо.
БРОДЯЧИЙ ТЕАТР. ЖИЗНЬ НАЛАЖИВАЕТСЯ
В компанию мы явились уже вдвоем, и не напрасно.
Теперь, когда у нас не было лошадей (они в ужасе разбежались по лесу еще во время визита назгулов), выкупленный тролль тянул на своих широкий плечах, наш ветхий, кое-как отремонтированный, трехколесный экипаж.
Добровольно впрягшись в повозку, он сурово хрипел на подъемах и подвизгивал на спусках, когда фургон бил его пониже спины.
- А здесь совсем неплохо.
Это первое, что я услышала, в сотый раз выпутавшись из пыльных складок тяжелого бархатного кокона, куда меня каждый раз закатывали от посторонних взоров.
Запорошенными пылью глазами, я разглядела просторный сарай. Очевидно, зимой здесь хранили зерно, потому что сытный запах, пропитавший все стены, приятно взволновал ноздри.
Затянув рваным платком самый дальний угол, ундина твердо пресекла робкие попытки гоблина первым занять лучшее место.
- Это женская половина.
Она решительно бросила на пол старенькое одеяло и, растянувшись на нем, наконец поинтересовалась у меня.
- Ты откуда?
- Из Валинора.
На этом вопросы закончились.
- Сегодня зови меня Динкой, а завтра я придумаю себе новое прозвище, я ведь очень непостоянна, как вода, текущая в моих жилах.
Она вытянула из своего узла несколько мятых платьев, расставила на полу пару треснутых стаканов, и в довершение всего, в качестве украшения развесила на стене почти целую наволочку. И от всего этого на меня вдруг повеяло таким домашним уютом, что отбросив все обиды и переживания, я почувствовала себя совсем неплохо. И сразу предложила:
- Идем солому воровать!
Это предложение её ничуть не обескуражило,
- Идем, только ближе к ночи, а то премьеру зарубят. Люди ничего не смыслят в высоком искусстве: в предыдущем городишке мы десять раз выходили на бис, и что?
Хозяин, все равно, высчитал с нас стоимость пропавших огурцов. Не доросло еще человечество до понимания высоких истин.
Что им чистое искусство, им подавай грубые развлечения. Мы им благородные чувства, переживания, извечный конфликт добра и зла?
А они нам черствые лепешки и ночлег с камином без дров. Не ценят в этом захолустье великих актеров, судя по сборам, точно не ценят.
Давай и постельное белье своруем, я приметила — во дворе соседского дома сушится пара изумительных простыней.
Прошу прошения перед своим благороднейшим супругом, но той ночью мы поживились не только простынями: был еще и
— блестящий керогаз,
— сковородка с длинной ручкой,
— жестяная крынка, полная огневина,
— и даже соль, удивительным образом перекочевала на дно Динкиного кармана из хозяйской кладовой.
Жизнь начинала нравиться мне все больше и больше. И сидя на коленях на полу сарая (стульев местный сервис не предусматривал) мы одной ложкой по очереди хлебали полужидкий белок недожаренных яиц и дискутировали о великом искусстве.
- А вот еще история.
Собрались как-то гном, эльф и человек в поход, а тут хоббиты подкатывают. Дескать, возьмите дяденьки, у нас в Мордоре бабушка, пирожки ей несем в корзиночке, а у самих щечки так и горят, красненькие.
А тут ещё и волшебник влез, да что нам жалко что ли, давайте возьмем пострелят, они ж со своими припасами