В детстве жутко раздражало, когда папа гладил по голове…
Папы не стало, и так захотелось, чтобы кто-то погладил по голове…

Я люблю тебя за то, что ты пишешь:

«Пусть это будет не восьмое марта, а восьмой март. Пусть сегодня мне снова восемь лет, я сижу на коленях матери, и она заплетает мне косы. Ее руки пахнут мимозой, ее теплые и до щемящего родные руки пахнут мимозой, которую подарил отец. Ее руки и есть — весна. За моим окном восьмой март. Всего лишь восьмой, это значит, что папа подарит мне велосипед, я еще никогда на нем не каталась. Я еще никогда… Я столько всего — еще никогда, а воздух пахнет свободой и пен…
… показать весь текст …

Так хочется вернуться в детство…
Где разбиты коленки…
Но не тронуто сердце.

Не ходишь по земле, а летишь по ветру в безмятежной нежности и одухотворённости. Значит, Лето.

До безумия хочется любить и находить любовь во всём. Да, если весна — время влюбленности, то лето — время любви. Не влюбляться в жизнь, а любить её. Видеть в простом и обыденном счастье и замечать волшебство мгновения — это само собой даже как-то разумеется летом. А еще, знаешь, этот особенный сладковатый привкус на языке, что-то близкое к еще неспелой землянике и к цветочному мёду. Надо же! Совсем не отделаться от этого вкуса!

В озерце нашем вода теперь тёплая, как котовы объятия. Будем бегать по золотистому песочному берегу и сидеть на маленьких деревянных мосточках, свесив ноги в воду. А еще, непременно будем разглядывать синий кусок неба через зеленоватое стёклышко озёрной воды.

Лето. Детство.

Я: Зачем вы приходили в церковь?
Он: Люблю. Церкви меня успокаивают. Дева Мария у вас замечательная. В некоторых соборах я б прямо жил. Знаете, вероятно, из меня вышел бы неплохой священник, есть у меня даже ощущение, что я им был. В детстве я, право, не знал, кого предпочесть — Медузу Горгону из павильона или Деву Марию из фамильной часовни. Это было огромной дилеммой, пока до меня не дошло, что можно любить обеих. И что обе по сути — одно лицо.