На вернисаже как-то раз

1 декабря 1962 года первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев посетил выставку «30 лет МОСХ» в Манеже, устроив там скандал, ознаменовавший собой конец так называемой «оттепели» и окончательное разделение нашего искусства на официальное и «подпольное».

Неожиданный визит первого лица государства в Манеж (выставка открылась 4 ноября) и печальные последствия встречи Хрущева с прекрасным — самое трагикомическое событие в истории послевоенного отечественного искусства.

Событие загадочное, потому что до сих пор не ясно, был ли это «запланированный погром», как утверждает пострадавшая сторона. Действительно ли его подстроил первый секретарь правления Союза художников РСФСР Владимир Серов, который был «экскурсоводом» Никиты Сергеевича на выставке, а после получил пост президента Академии художеств. Почему в итоге скандала в первую очередь пострадала парторганизация Союза художников, которую распустили, заставив коммунистов встать на учет на промышленных предприятиях. И, в конце концов, непонятно, откуда взялся Хрущев со свитой. Сам он, по воспоминаниям Бориса Жутовского, одного из «манежных» экспонентов, за несколько месяцев до смерти признавался на своем дне рождения: «Я как в Манеж попал, не помню. Кто-то меня затащил. Я ведь не должен был ехать. Я ж глава государства был — это не мое дело. Я хожу, хожу, и тут кто-то из больших художников говорит мне: „Сталина на них нет!“ Я на него так разозлился! А кричать стал на вас». Но кричал-то он, правда: «Что касается искусства — я сталинист».

Под горячую хрущевскую руку попали, прежде всего, самые свежие силы российского искусства, которым в срочном порядке предоставили накануне визита первого секретаря антресольный этаж Манежа при давно работающей выставке, что выглядит провокацией.

Хрущев совершенно не собирался подниматься на антресоли, и так выплеснув свой гнев на работы, вытащенные впервые из мастерских уже покойных авангардистов 1930-х — Фалька, Штеренберга, Древина. Но свита буквально под локотки подняла его наверх, провоцируя скандал. И тут началось…

Так почему этот скандал еще и комичен? Не из-за хрущевских перлов: «Почему такое дерьмо нарисовал?» или «Твой автопортрет — жопа». А из-за того, что Эрнсту Неизвестному приходилось оправдываться, что бронзу он покупал у сантехников, а не отпиливал краны в коммуналках. Что Люциан Грибков, ученик Белютина, на вопрос, почему он не помнит своего отца, отвечал, стесняясь, что тот был расстрелян, — и стеснялся уже Хрущев. И комично покаянное письмо великого русского графика Владимира Фаворского — даже не письмо, а телеграмма Хрущеву, где канцелярским языком он сообщил, что МОСХ к антресолям отношения не имеет. Потом покаялся и Неизвестный.

Это трагикомедия с открытым финалом. Мы не знаем, зачем и кому это было нужно. До сих пор. Через пять десятков лет.