«Мама я уже довольно взрослый.
Мне почти что шесть,
а это значит
я оставил глупые вопросы
и уже как маленький не плачу.
Просто голосок мой слишком тонок…
Просто ростом вышел слишком мал я.
Это только с виду я ребенок,
я же все на свете понимаю.
Понимаю,
что такое небо,
как по небу двигаются тучки,
как из тучек дождик льется нежный —
мне в ладошку — каплями — поштучно…
Понимаю,
как планеты кружат
между звезд, больших и осторожных;
почему — случайно — люди дружат
и зачем влюбляются — нарочно;
Почему мир бешено несется,
почему родившись,
умирают…
Понимаю,
для чего есть солнце,
но зачем война — не понимаю!
Тут, взгляни-ка: солнце и стрекозы,
ласточки летают без опаски!
А у них там…
местные наркозы,
швы
и искореженные каски.
А у них — серьезнейшие тайны,
планы по внезапным наступленьям.
(Это все секретно чрезвычайно,
не могу их выдать,
к сожаленью)
Нам, конечно, тоже тут несладко.
От войны нам никуда не деться.
Помнишь? Деревянную лошадку
мы сожгли зимой,
чтобы согреться…
Хлеба нет.
Но я могу без хлеба!
Я могу сто лет не есть ни грамма!
Для меня ведь голод — не проблема,
лишь бы ты не голодала,
мама.
С каждым днем
нам будет только лучше.
Только-только зацвели черешни!
Лишь вчера молиновки-горлушки
прилетели в новенький скворечник,
только что просохла топь лесная,
только-только выветрились лужи…
Я-то знаю,
я-то точно знаю:
с каждым днем
нам будет только лучше!
Мама!..
Что ты делаешь! Довольно!
Мама, не ласкай меня! Не надо!
Не жалей меня,
ведь мне не больно,
и не страшно — ты же будешь рядом!
Мама, ты же сильная такая!..
Неужели мира людям мало?!
Мама,
пусть сирены замолкают,
пусть война уйдет!
Скажи им,
мама!
Пусть враги замолят о пощаде,
отступая далеко на запад,
пусть на землю самолеты сядут,
пусть домой
живым
вернется папа…
Я еще взрослее стану! Честно.
Говорю ответственно и прямо:
Вырасту!
Всем Гитлерам в отместку!
Мама… ты чего? Ты плачешь, мама?.."