По руслу пересохшего ручья тащу свою печальную добычу — убитую любовь. Как непривычно — она теперь со мной. Была ничья.
Её оставил старый интендант на биваке среди другого хлама. Казалось бы, о чём жалеть? Не драма. Всего лишь вещь. Ей срок недолгий дан.
К тому же, не моя ведь. Не моя! Потрёпана, в потёртом переплёте. Такая не одна. Их много сотен.
Но каждая светила, как маяк! И напрочь обрывало леера. И паруса алели от натуги. И мачты выгибались, словно дуги, когда спешить домой была пора. Туда, где им светила, как могла размытая туманом, как отравой, любовь. Она светить имела право. Пока была жива, она ждала.
Но, годы лупцевали по лицу. Морщины прочертили монограммы. И тот, кто был когда-то нежным самым любовь забыл. Игра пошла к концу. Другой и вовсе в землю лёг в боях. А третий стал пустым и равнодушным. Любовь прибилась к странникам на суше. И умерла…
Теперь она моя. И я её тащу как божий грех, баюкая в разодранных ладонях.
И жду — а вдруг она ещё застонет?..
И станет просыпаться на заре?..
Вот так всегда по жизни — либо-либо.
И трудно в недолюбленности мне.
Признайтесь люди, вы сыграть смогли бы?..
Нет не на трубах.
На одной струне.