Говорят, что когда-то
заключённые, бежавшие из северных лагерей, брали с собой
консервы.
Эти консервы не надо было
тащить в заплечных мешках. Они
бежали рядом сами.
Очень удобно, очень.
Когда в бескрайней тайге нечем
было поживиться, консерву
съедали.
Консерва до последнего не догадывалась о том, что её участь
— быть съеденной. И взяли-то её с собой только для этого.
Консерва просто бежала со всеми
на волю.
* * * * *
Жутко? Ну да.
Ну что ж, всё как в жизни.
А у вас есть консервы?
Есть. Почти у каждого в жизни
была такая консерва. Вскрыть,
если наступит голод. Сожрать.
Выкинуть пустую баночку.
И бежать дальше.
И каждый, наверняка, хоть раз в жизни был консервой сам.
* * * * *
Вот Сашка. Живёт с Аней. Она два
года ждёт его с работы, готовит
ему жрать и делает массаж перед
сном. Она смотрит на него тепло.
Думает, когда же…
Хочет ребёнка.
Он всё ещё надеется вернуться к бывшей жене, которая ушла от него три года назад.
Аня всё это время бежит рядом и не знает, что она просто консерва.
* * * * *
Вот Лёшка. Он полтора года ждёт.
Ждёт, пока Маринка ему позвонит.
И хотя бы предложит выпить
вместе кофе. О большем ему даже
мечтать страшно.
Она звонит иногда раз в месяц,
иногда в два.
И тогда он седлает свою субару и три с половиной часа мчится по жутким дорогам. Мчится в другой
город. В котором живёт Марина.
Она может выйти и встретить его,
а может и просто отморозиться.
Да, она, конечно же, знает, что
ему ехать к ней три с половиной
часа.
В те моменты, когда ему всё же удаётся её увидеть, она плачется
ему в жилетку.
Её снова бросил женатый
любовник. Он бросает Марину с периодичностью раз в месяц.
Иногда в два.
Потом он, конечно же,
возвращается.
Иногда возвращается за те три с половиной часа, которые Лёшка
мчится к Марине.
Именно поэтому Марина иногда
просто не берёт трубку, когда
Лёшка приезжает.
Лёшка спал с ней всего два раза,
полтора года назад. Он тогда уже
решил, что она ему нужна.
Сильно-сильно. С первой ночи.
Так бывает. Когда всё остальное
без этого человека как бы теряет
смысл.
Поэтому он берёт трубку, когда
она звонит. Он ничерта не может
с этим сделать.
И так тоже бывает.
Марина, наверняка, понимает, что
вряд ли к ней будут мчать из другого города три с половиной
часа исключительно из дружеских
чувств.
Но это её консерва.
Вскрыть, если наступит голод.
Сожрать. Выкинуть пустую
баночку.
И бежать дальше.
Впрочем, она ведь тоже консерва.
Для человека, который пользует
её пять лет, заслоняя собой
лучшие Маринкины годы, говорит
о любви, но всё никак не уходит
от жены…
* * * * *
Или Ксюха.
Могла б давно построить жизнь.
Но последние шесть лет, раз в полгода, недельки на две, на горизонте появляется Вова.
Её Вова. Её.
Уставший от жизни, в очередной
раз в ком-то запутавшийся,
клянущийся в том, что наконец-то
понял, всё-всё понял, и нет в мире места лучше, чем с Ксюхой
рядом.
Он исчезает не внезапно.
Последние дни перед уходом он придирчив, ему всё не нравится и всё не по нутру.
В эти дни Ксюха вся внутри
сжимается, потому что понимает:
он снова исчезнет.
Она будет ждать, она тоже
ничерта не может с этим
поделать. Она верит, что однажды
он останется. Он не спешит
убеждать её в обратном.
Иногда у неё будет кто-то
появляться. Так, ничего
серьёзного. Она ведь знает, что
где-то есть Вовка.
Он вскроет Ксюху, когда наступит
голод. Сожрёт. Выкинет пустую
баночку.
И побежит дальше.