Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет её кинуться на остриё и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает ей сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поёт, поёт до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвётся дыхание. Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, — мы знаем. Мы понимаем. И всё равно — грудью на тернии. Так будет всегда.

Ни в спальне, ни в гостиной,
Ни на террасе в ночь
Чужим мне стал мужчина,
Хоть подрастала дочь.
В житейской круговерти
Не отыскав руки,
Нас закружили черти
И Боже помоги.
И покачнулась люстра
С гвоздя слетел портрет.
И стало в шкафу пусто,
И вышел табурет.
Так мы дошли до края
Отчаянья и зла.
… показать весь текст …

Родственные д у ш и …
«Раз боль чужая далека, —
Судьба в миг станет нелегка?!

Какой внезапно горечью повеет
От слов простых, — Тобой я не болею…
А если вдруг ударом по судьбе,
Наотмашь, — Да болею. но не по тебе…

Я сердце раздавала, словно хлеб,
себе, оставив напоследок крошки.
Мир за окном был глух ко мне и слеп.
Под сладковатый аромат картошки
он жил, глотая пиво на ходу,
ругая власть имущих и не очень.
Стараясь заработать на еду,
был чем-то бесконечно озабочен.
И я никак не вписывалась в круг,
болтаясь постоянно за чертою,
пока не поняла однажды, вдруг,
как тяжело мне быть самой собою.
Не сохранила сердце. Раздала.
И то, что было свято — на осколки.
… показать весь текст …