Каждое утро она надевает свою маску. Она
сосредоточенно рисует себя, ориентируясь на нечеткое отражение в мутном
зеркале. Иногда она пристально вглядывается в ту, вторую себя, словно
пытаясь понять ее.
Ближе своего отражения она никого не знает. Она не может и не хочет заботиться о ком-либо другом. Она избавила себя от этой
ответственности.
Если случай распорядился так, что на сиденье рядом с вами в автобусе сел кто-то, еще далеко не факт, что он проедет вместе с вами до конца маршрута. Вполне возможно, что кто-то из вас выйдет раньше. Или
вспомнит, что ему вообще в другую сторону. Или пересядет. К чему
волноваться об этом, в принципе, совершенно чужом человеке?
Она рисует себя в зависимости от настроения. Она может
надеть маску порочности или невинности, ангельской доброты или лютой
злобы. Все зависит от того, какие сны она видела ночью.
Она рисует себя, возможно, пытаясь найти свою душу.
Когда-нибудь она выберет ту единственную маску, которая станет ее лицом.
Она не читала Кобо Абэ, но у нее тоже есть келоидные рубцы, которые она
никому не показывает, страшась их сама и не желая испугать окружающих.
Ее беда в том, что маска, которую она в последнее время рисует чаще
всего, ужаснее ее собственного лица.
Она бережно хранит все свои пороки, любовно заворачивая их в мягкую вату. Почему-то в этой коллекции оказались и другие ее качества,
которые она тоже считает пороками. В принципе, от атмосферы любви и заботы все они ссохлись, сморщились и теперь их не отличить друг от друга.
Время от времени она устраивает выставки для своих друзей,
знакомых. Пару раз она показывала своих уродцев недавно встреченным ею людям. Нельзя сказать, чтобы они их сильно напугали, но какая-то
холодность в их отношениях осталась до сих пор.
Она гордится своей невоздержанностью и называет ее честностью. Как легко можно подменить одно понятие другим, просто надев
на него подобающую маску.
Каждый день она подменяет одно другим, подменяет саму себя, кокетничая со своими мыслями.
Она не перебрала еще и половины своих масок. Некоторые из них она надевала лишь один раз, некоторые — носила какое-то время, потом
охладевала и заворачивала их в мягкую вату, присоединяя к своей
коллекции.
Ее беда в том, что маска, которую она в последнее время рисует чаще всего, ужаснее ее собственного лица.