Оно висело в гардеробе, мамино красное платье, 
Пока она умирала, 
Оно, как вспышка, в ряду 
Старой, темной одежды, 
Которую она носила всю свою жизнь. 
Меня позвали домой, 
И когда я ее увидела, то поняла, 
Что жить ей осталось недолго. 
Когда я увидела это платье, я сказала: 
—  Мама… какое красивое! 
Никогда тебя в нем не видела, 
— Я никогда его не носила, — медленно ответила она. 
Сядь, Милли… я бы хотела, прежде чем уйду, 
Преподать тебе урок-другой, если смогу. 
Я села у ее постели, 
А она вздохнула так глубоко, 
Что я подумала, она не выдержит. 
— Теперь, когда меня скоро не станет, 
Мне кое-что становится понятным. 
О, я хорошо тебя воспитывала… но неправильно. 
— Что ты хочешь сказать, мама? 
— Я всегда думала, 
Что хорошая женщина никогда не думает о себе, 
Что она нужна, чтобы обслуживать других. 
Сделать то, сделать это, 
Всегда выполнять желания других, 
А свои оставлять напоследок. 
Может, когда-нибудь, ты до них и доберешься. 
Но, разумеется, этого никогда не случается. 
Моя жизнь была именно такой — 
Я обслуживала твоего отца, сыновей, твоих сестер, тебя. 
—  Ты делала все, что может сделать мать. 
— О, Милли, Милли, в этом не было ничего хорошего… 
Ни для тебя… ни для него. Неужели ты не понимаешь? 
Я сделала для тебя самое худшее, что можно, было сделать. 
Я ничего не просила для себя! 
Твой отец в соседней комнате, 
Расстроенный, глядит в пустоту… 
Когда доктор сказал ему, 
Он очень плохо воспринял эту новость… 
Подошел к моей кровати и чуть не вытряс из меня душу. 
— Ты не можешь умереть, 
Ты слышишь? Что будет со мной? 
«Что будет со мной?» 
Да, тяжело ему будет, когда я уйду, 
Он и сковородки-то найти не сможет, ты же знаешь. 
А вы, дети… 
Вы все сидели у меня на шее. 
Семь дней в неделю 
Я первой поднималась и последней ложилась. 
Я всегда брала себе подгорелый тост 
И самый маленький кусок пирога. 
Я смотрю, как некоторые из твоих братьев 
Обращаются со своими женами, 
И мне делается плохо, потому что это я Научила их этому. И они усвоили урок. 
Они усвоили, что женщина существует 
Только для того, чтобы давать. 
Естественно, ведь каждый сэкономленный мной пенни 
Шел на вашу одежду или ваши книжки, 
Даже когда в этом не было нужды. 
Не припомню ни одного раза, чтобы я сходила 
В центр города, чтобы купить что-нибудь красивое… 
Себе. 
Кроме прошлого года, когда я купила это красное платье. 
У меня нашлись двадцать долларов, 
Которые никто не потребовал. 
Я шла заплатить судомойке. 
Но почему-то… пришла домой с большой коробкой. 
Твой отец здорово тогда на меня накинулся. 
«Куда ты собираешься ходить в таком платье… 
В оперу или еще куда?» 
И думаю, он был прав. 
Я никуда не надевала это платье, 
Только в магазин. 
О, Милли… я всегда думала, что если ты Ничего не берешь для себя в этом мире, 
Ты все получишь в следующем. 
Я больше этому не верю. 
Я думаю, что Господь хочет, чтобы мы имели что-то… 
Здесь… и сейчас. 
И я говорю тебе, Милли, что если случится чудо 
И я встану с этой кровати, тебе следует поискать 
Другую мать, потому что я буду одна. 
О, я так давно пропустила свою очередь, 
Что вряд ли соображу, как туда попасть. 
Но я научусь, Милли. 
Я научусь! 
Оно висело в гардеробе, мамино красное платье, 
Пока она умирала, 
Оно, как вспышка, в ряду 
Старой, темной одежды, 
Которую она носила всю свою жизнь. 
Ее последние слова ко мне были: 
— Окажи мне честь, Милли, 
Не ходи по моим стопам. 
Обещай мне это. 
Я пообещала. 
У нее перехватило дыхание, 
А затем мама нашла свою очередь 
К смерти.