Лето впитывалось в асфальт, растекаясь липкими волнами. Лиза прилипла к нагретой скамейке во дворе, но не от солнца. Она следила. За Ней.

Тень. Не просто темное пятно, повторяющее контуры. Она жила своей жизнью. Когда Лиза замирала, Тень могла дрогнуть — легкая рябь, будто от вздоха. Если Лиза резко поворачивалась, Тень будто не успевала, лениво тянулась за ней, как густая капля смолы. Иногда, в предвечерний час, когда солнце становилось косым и длинным, Тень вытягивалась до самого края песочницы, касаясь ржавых качелей — туда, куда Лиза сама боялась подойти.

«Сегодня она ворчливая, — подумала Лиза, наблюдая, как Тень упрямо не хочет повторять ее жест — поднести к лицу воображаемую чашку. — Наверное, не выспалась. Или я ее обидела?»

Она наклонилась, шепотом растекаясь по раскаленному воздуху:
 — Ты чего? Не хочешь чаю? С малиной? Воображаемой малиной?

Тень медленно, неохотно, поднесла темный овал к своему темному лицу. Лиза засмеялась тихим колокольчиком.
 — Видишь! А говоришь — не хочу! Лучше пойдем, там Васильки у забора расцвели. Синие-синие! Тебе понравится.

Она соскользнула со скамейки. Тень последовала за ней, растянувшись вдоль серого бетона тропинки. Они шли вместе, но не синхронно: Лиза прыгала через трещины, Тень — перетекала через них. Лиза останавливалась погладить полосатого кота Ваську; Тень накрывала его целиком, превращая в безликую тушку тьмы, от чего кот фыркал и удирал.
 — Не пугай его! — упрекнула Лиза, глядя вниз. — Он же не понимает, что ты просто… такая. Особенная.

Тень молчала. Она всегда молчала. Но Лиза слышала ее молчание по-разному. Сегодня оно было густым, немного кислым, как недозрелая слива.

У забора, среди пыльных, но отчаянно синих Васильков, их настигла Бабушка. Она несла сумку, отдуваясь. Ее собственная тень, коренастая и четкая, топталась у ног.
 — Лизка, что ты там бормочешь? С кем разговариваешь? С цветами?

Лиза обернулась, сияя открытостью, которой еще не коснулось сомнение.
 — С Ней! — Она указала пальцем на темный силуэт у своих ног. — С моей Тенью! Она сегодня капризная, чаю не хотела, а Ваську напугала! Но Васильки ей нравятся, правда? — Она снова повернулась к своему спутнику. — Правда же? Видишь, какая синева?

Бабушка поставила сумку. Солнце било ей прямо в лицо, заставляя щуриться. Взгляд ее скользнул по внучке, потом вниз, на плоский, безжизненный контур на земле. Взгляд этот был сухим, как пыль с дороги. В нем не было злобы. Только усталая, окончательная ясность.
 — Дитятко, — вздохнула Бабушка, и голос ее звучал как ключ, поворачивающийся в заржавевшем замке. — Это же просто тень. От солнца. Вот я — вот моя тень. — Она ткнула носком туфли в свою темную копию. — Ты — твоя. Ничего там нет. Никакого «нее». Просто темнота, куда свет не попадает. Физика.

Слова «физика» Лиза не знала. Но она знала интонацию. Ту самую, которой говорили «горячо», когда тянулась рука к чайнику, или «не лезь», когда хотелось заглянуть на высокую полку. Интонацию, которая не спорила, а отменяла.

Она посмотрела на Бабушку. Потом — вниз, на Тень. Тот плоский, серый силуэт вдруг показался ей жалким. Не живым спутником, а… грязным пятном на асфальте. Точно таким же, как пятно от пролитого компота вчера, которое Бабушка сердито оттирала тряпкой.
 — Просто… тень? — повторила Лиза. Голос ее стал тонким, как паутинка.
 — Просто тень, солнышко, — подтвердила Бабушка, уже поднимая сумку. — Иди, помоги донести.

Лиза сделала шаг к Бабушке. Ее собственная тень послушно поплыла за ней, сливаясь с бабушкиной в одну бесформенную лужу мрака на земле. Она не оглядывалась больше. В горле стоял комок, похожий на ту недозрелую сливу, кислую и невкусную. Синева Васильков вдруг померкла, стала сероватой, пыльной. Магия испарилась, как вода с раскаленного крыльца, оставив после себя лишь голый, невыносимо плоский факт: «Просто темнота. Куда свет не попадает. Физика».

Она взяла край бабушкиной сумки. Ее пальцы, маленькие и липкие от жары, сжали грубую ткань. Мир вокруг не изменился — ни жара, ни пыль, ни синие цветы у забора. Но что-то огромное, незримое и теплое, только что наполнявшее каждый лист, каждую песчинку, каждое темное пятнышко на земле тайным смыслом, лопнуло. Бесшумно. Как мыльный пузырь, ткнутый сухим, взрослым пальцем. Осталась только пустота, звонкая от внезапной, необъяснимой тишины внутри. И тень под ногами — теперь просто тень. Без имени. Без капризов. Без права на воображаемый чай с малиной. Просто физика.