В библиотеке пахло пылью и старыми страницами, будто само время осело на корешках книг. Марина, поправляя очки, перебирала стопку брошюр, подаренных учительницей. Та сидела у окна, затянутого паутиной трещин, и гладила ладонью потёртую обложку «Анны Карениной», словно пытаясь унять чью-то боль.
— Вы всё ещё верите, что Толстой спасёт мир? — спросила Марина, ловя солнечный зайчик на ладони.
— Мир? Нет. Но он спасает меня. Каждое утро, — ответила Вера Семёновна, и в уголках её губ дрогнула тень улыбки.
За окном, в школьном дворе, торчал сухой ствол яблони — когда-то она цвела так буйно, что лепестки залетали в открытые окна классов. Теперь же, в октябре 2008-го, ветви напоминали кости, пронзающие серое небо.
— Помните, как сажали её? — Марина кивнула в сторону дерева.
— Сажали не её. Ту срубили, когда строили киоск с дисками. Это — новое. Не прижилось.
Тишина повисла густо, как парафин. Вера Семёновна вдруг заговорила быстро, словно боялась, что слова растворятся:
— Ко мне вчера зашёл Серебряков. Тот, что раньше стихи писал. Просил сборник Блока. Говорит, дочь в Москву уехала, квартиру продала. Теперь в палатке у вокзала сигареты продаёт.
— Зачем ему Блок? — Марина прищурилась.
— Спросила тоже. Ответил: «Чтобы вспомнить, как дышать».
Они вышли во двор. Ветер нёс с собой первые льдинки дождя. Вера Семёновна протянула руку к яблоне, коснулась коры:
— Кажется, мёртвое. А под ней… — Она тронула носком туфли клочок земли, где пробивались фиолетовые ростки. — Фиалки. Осенью.
Марина наклонилась, рассматривая хрупкие лепестки.
— Может, они просто запутались во временах года?
Дождь участил, но странное дело — капли обходили дерево стороной, будто не смея нарушить его одиночество. Фиалки же, промокшие и покорёженные, продолжали тянуться вверх, смешивая фиолет с грязью.
— Как в рассказах вашего Чехова, — прошептала Марина. — Всё не вовремя. Всё не там.
— Не вовремя? — Вера Семёновна закуталась в платок. — Или ровно тогда, когда нужно тем, кто ещё способен это заметить…
Они вернулись в библиотеку, оставив за спиной яблоню-скелет, фиалки и дождь, который так и не решился коснуться прошлого.