Он поправил галстук, который душил его, как петля из шелковых воспоминаний. В кармане женихового пиджака лежало кольцо, купленное на последние лиры, — тонкое, как луна над Сантарканджело. Но когда он потянулся за ним, пальцы наткнулись на дыру, протертую временем и дрожью. Кольцо, звеня, провалилось в подкладку, затерявшись меж стежков, словно его юность меж страницами календаря.

Церковные колокола бились о небо, разбивая его на осколки дождя. Невеста ждала у алтаря, обернутая в фату, сплетенную из слез ее матери. Жених же вспомнил, как неделю назад они ловили в море медуз — студенистые тени пульсировали в ведерке, а она смеялась, и этот смех был похож на звон хрусталя, который вот-вот треснет.

— Ты уверен? — спросил его ветер, забираясь в рукава.

Он не ответил. Вместо этого достал из кармана горсть соли — старый обычай против дурного глаза. Соль рассыпалась, нарисовав на плитке звезду. «Несчастье», — прошептали тени под сводами. Но жених видел иначе: это была карта бегства.

Часы в ратуше, те самые, что отсчитывали минуты до его рождения, вдруг запели хриплым голосом соловья. Стрелки закружились вспять. Он побежал, подхваченный вихрем фрачных пол и забытых обещаний. У дверей наткнулся на старуху, продающую шары из стекла — каждый с плавающей внутри розой.

— Для тех, кто боится уколоться, — кивнула она.

Он купил все. Воздушные шары понесли его над крышами, туда, где облака пахли чернилами и абсентом. А внизу, на земле, невеста снимала фату, превращая ее в парус. Уже завтра они встретятся в порту, оба с билетами на разные корабли. Но сейчас, в миг между «да» и «нет», он парил — жених без кольца, поэт без строк, человек, наконец нащупавший ритм собственного маятника.

А дождь стихал, оставляя после себя запах мокрого гранита и несостоявшихся историй.