Нарушив два физических закона и прописную истину одну, я был в стране — холодной, незнакомой, я первый раз приехал в ту страну. Закат спускался и лежал, рыжеющ, на крышах зданий, куполах церквей, на каменных плечах мужчин и женщин, идущих по заснеженной Москве.
Над набережной облако белело, я шёл как все — угрюм, размыт и сер, по улице, где с красной королевой в машине ехал чёрный офицер. На них смотрели все с большим восторгом, как дети смотрят доброе кино, но королева дёрнулась, и что-то швырнула резко приоткрыв окно.
Мороз крепчал, не делаясь трескучим, мороз крепчал, но не хотел трещать. Я поднял их. Большой. Партер. Щелкунчик. Ручной набор, офсетная печать.
Умчались офицер и королева — шофёр их бойко по Москве водил. Я сожалел, что было два билета, а я приехал в ту страну один.
Сдал в гардероб потрёпанную куртку, и в зал вошёл, и нет пути назад, а зал смотрел, как девочка и кукла кружились измерениями над.
Зал был роскошен, под завязку полон, послы сидели в ложах, атташе. Я вдруг подумал, что никто не вспомнит имён снежинок, или же мышей. Снежинки возникали ниоткуда, вертелись на пуантах на своих. Запомнят только девочку и куклу. Всё чудно, но запомнят только их.
Я вышел в настроении хорошем, по-прежнему как все размыт и сер, и сахаром кормил извозчик лошадь, и усмехался чёрный офицер, и королева красная текуче произносила странные слова: Большой. Партер. Король мышей. Щелкунчик. Страна. Мороз.