Всё было хорошо и как обычно — кот мыл усы, полы мела метла. И ухал филин желтоглазый зычно, и в уголке кикимора пряла. Морошковое булькало варенье, в печи пирог с грибами подходил. Тянулось ниточкой тугой вощеной время, светилось мягко, как свечной фитиль. В избенке трав пучки большие сохнут, Яга читает «Нильса и гусей»… И вдруг такой кругом раздался грохот, что повалились на пол разом все — метла и кот, и братины, и кринки, подаренные лешаком картинки, кикимора, и прялка, и Яга с уютного большого сундука…
«Беда-беда! — причитывает нечисть, ушибленные морщась, трет бока, — такой хороший намечался вечер!»
Выходят из избенки всем составом. Дрожит, как лист осиновый, изба, коньком кивает жалобно-устало, с трудом на лапу может наступать. Колено разболелось у старушки — уж триста лет артритная напасть. А в этот раз несчастная избушка споткнулась и изволила упасть.
Яга над ней всю ночь чуфыр-чуфырит, колдует, не жалея древних сил. Как может, помогает старый филин невозмутимый, словно ассасин. Колдует кот, кикимора, метёлка, деревья над избою ворожат, им ветер подпевает тонко-тонко. Избу на курьих ножках очень жаль.
Хорошая изба — ещё яичком её пятнистым круглым помнит лес. И как росла смешная невеличка, и набиралась сказок и чудес. И пахла дымом, ягодой лесною, служила верой-правдою Яге… Но, сколь не бились, ведьмовское слово куриной не смогло помочь ноге.
Пришёл Кощей — он самый просвещенный в компании магических существ. На телефоне что-то бодро щелкнул, сказал, что скоро доктор будет здесь. Специалист по птицам и животным — столичный голова-ветеринар. К полудню, ошалев от трудных чар, все обернулись и решили: «вот он!». В халате белом, с рюкзаком огромным, шагал к избе поборник мед.наук. Увидев нечисть, не повёл и бровью, и пациентку обошёл вокруг.
Изба стояла тихо и смиренно, здоровой лапой рыла нервно мох. «Таблетки бы пропить! — сказал с сомнением, на крышу глядя, медицинский бог, — Сустав у здания никуда не годный. Хозяйка, что ж Вы запустили так? Вот вам компресс на вечер, на сегодня. Вот препараты — дайте натощак. Уколы — если сильно разболится. Зря не колите, садят ЖКТ. Вот запустили старенькую птицу, изба которая… А нет у вас матте? Я б на дорожку пару чашек выпил. Нет? Что за крики? А, так плачут выпи? Ну, я поехал. Не хворай, избуш!» И отбыл в стольный град солидный муж.
Яга распаковала часть таблеток: «Куда давать жилью их, Первопредок! Дай знак, как быть и вылечить избу!» — старуха шепчет, закусив губу.
Компресс на курью ногу намотали. Таблетки втёрли в щели на полу. Уколы делать все-таки не стали. Изба тряслась, как видела иглу.
Леченье длилось ровно две недели. И все-таки опять не помогло. Яга осунулась и похудела, на всех глядела пасмурно и зло. Пришёл Моховичок с болот далёких, чтоб поддержать Ягу да погостить. Сочувственно глядел на курьи ноги, что больше не могли избу носить. Та только и вздыхала сокрушенно — прошёл, как видно, век её большой. Моховичок был мал — ростком с мышонка, и это оказалось хорошо. Он углядел в куриной жёлтой пятке кусок большого острого сука. К избенке хворой подошёл украдкой, и сжав занозу в крохотных руках, он дёрнул так, что домик взвыл и дрогнул, спугнув с крыльца больщущую сороку. Но сук из лапы вырвал Моховик, и стало бедной лапе легче в миг.
Изба стоит, как в молодые годы. Готова снова бегать и плясать. Вокруг качают ветками леса, счастливые, что вновь избенка ходит!
Жизнь потекла обычным чередом — Яга вернулась в свой любимый дом. Читает «Нильса», варит суп с крапивой, и чувствует себя совсем счастливой.