Жёлтый ситец июльского дня выгорал на закате,
Угасая, стекали лучи в приграничное ложе.
Наступающий вечер повис, тишиною встревожен,
Но коснулся земли и растёкся по уличной глади.
А она, тишина, до безумия стала опасной,
Не хотелось ей вторить, но где-то слова заблудились.
Многоточье опять между нами с утроенной силой,
Вот и жёлтый уже поменялся на огненно-красный.
Обступали узорные тени людские фигуры,
И перрон походил на жужжащий, недремлющий улей.
Только мы, отыгравшие целую тысячу дублей,
Продолжали молчать и глазами касаться понуро.
Суетой каждый миг сотрясалось вокзальное чрево,
В сумасшествии этом, казалось, чего-то все ждали.
-
Главных слов на прощание снова они не сказали —
Слишком гордый Адам и такая же гордая Ева.