Сосед моей бабушки — дед Митя второй месяц ждал смерти.
Ждал он ее обстоятельно и серьезно. Каждый вечер одевался в чистое, в кровать укладывался, как в гроб — по струнке. Рядом, на комоде оставлял тревожный чемоданчик покойника. Как роженицы, только наоборот.
Документы, награды, тетрадный листок в клетку с последними распоряжениями, который он раз в два дня дополнял новыми пунктами. Не упомнишь же все сразу.
Сберегательная книжка и похоронные в жестяной шкатулке. На стуле — пиджак, серый, с отливом. Его дед Митя купил в тот день, когда доктор областной больницы отпустил его с Богом и выпиской домой.
Брать грех на душу и ещё один труп в статистику заведения никто не решился. По всем показаниям пухлой больничной карты после операции старик мог бы не проснуться.
А что сосуды забиты и сердце плохо качает кровь? Так все мы смертны, ты ж понимаешь, дед. Сказал соседу молодой ещё, врач лет пятидесяти.
И ещё посоветовал крепиться и жить.
Но дед Митя всегда был мужчиной обстоятельным. Раз пришло время — нужно сделать все честь по чести, как у людей, чтоб потом без лишней суеты. Да и пожил он уже свое. Семьдесят пятый годок, куда уж больше.
Только смерть все не шла. Она забрала его племянника — мужика в самом соку, румяную тёть Соню через три двора по улице и даже дедову козу, но его самого костлявая обходила стороной, играя с ним в прятки или поддавки.
Дед Митя злился. Такой непорядок.
Просто даже когда ему в поликлинику по талону нужно было появиться к часу дня, он вставал в шесть утра и умучивал домашних сборами и комсомольским энтузиазмом.
А тут целая кончина. И вообще, ему обещали!
Лишь ночами, когда деду Мите вдруг становилось нечем дышать, а грудь сдавливала чугунная тяжесть, на него накатывал страх и облегчение одновременно. Дождался.
Было это двенадцать лет назад. Коза Катька у него некудышная уже совсем — тринадцатый год. Наверное помрёт скоро.