«а представь, — говорит вдруг он, —
я ж когда-то тебя любил.
и что б я ни искал — непременно в тебе находил.
а теперь в твоём сердце
не найти ничего, кроме чёрных дыр
да таблички „вход воспрещён“.

я теперь женат, — говорит мне он.
мой костюм неприлично чист,
вкус к еде и вину утончён.
я ещё, не поверишь, влюблён
в ту, с которой читаю По
и играю в вист».

я всё слушаю. он не спешит уйти.
говорит: «я закрыл долги
и купил себе новый дом.
мои дети рисуют как Сальвадор,
мои дети прилежно учатся, храбро бьются,
мои дети лучше меня во всём.

но, по правде, я вру, — заявляет он, —
потому что к вранью привык,
как привык книгочей к куче старых безликих книг
на обед и ужин и перед сном.

я ж, по правде, совсем не пижон.
и я вру, что тебя не люблю.
рассуди, разве был бы я здесь тогда?
я на свете самый большой дурак.
и спешил я сегодня к тебе,
не повершишь, на всех парах.
и оставил дома жену.

но в тебе я оставил гораздо больше.
всё почти, что когда-то смог.
и сегодня, если не разлюблю,
то полезу, наверно, с утра в петлю.
да простит меня бог.

да простит меня каждая,
в чьих глазах я искал твои,
в чьих словах находил то, что вовсе уже отжилО.
и мне кажется, все простят меня,
только не ты.
потому что тебе я сделал больней всего».