Люди не понимают, сколько вообще мы иракцев поубивали в операции «Буря в пустыне». И я не о мирных жителях, я о солдатах. Начали операцию и в первый же день убили 10 000 человек одним махом. Если они укрывались в траншеях, мы просто заживо зарывали их гусеницами. Мы не тратили время и не уговаривали их сдаться. Не хотят сдаться, втаптывайте их гусеницами. Мы не тратили свое время на переговоры. Не хочешь сдаваться, ну так умри. Мы уничтожали их.
И так бы я воевал с украинцами — я бы уничтожал их. В первый день операции я бы уничтожил все их командные центры и их систему снабжения. Уничтожил бы все, что им требуется для жизнеобеспечения. У меня превосходство в огневой мощи. Я бы не валял дурака, отправляя пехоту. Находишь концентрацию сил и стираешь с лица земли. Спрятались в поселке — нет поселка. У нас есть инженерные войска, обученные продвижению в городских кварталах. Харьков? Хотите, чтобы я Харьков взял? Мои инженерные батальоны подходят и сравнивают с землей кварталы целиком, и движутся дальше. Я пропахиваю коридор через весь город. Все, что движется — погибает. Я продвигаюсь и истребляю все живое. Вот как бы мы воевали. И так до самой границы. А там бы я полякам посмотрел в глаза и сказал: «ну давайте, хотите отхватить?» Никто бы уже ничего не захотел.
Но Россия никогда так не поступила бы. Потому что Россия не так ведет боевые действия на Украине. Россия изначально ничего этого не хотела. Вы правда думаете, что российскому Генштабу нужно все то, что я сейчас рассказываю? Не хотят они бомбить Украину. Они в одни и те же школы вместе ходили, с украинскими офицерами. Они с детства дружили. В одних и тех же военных академиях вместе служили в первые годы. Друзья — и они пойдут воевать друг против друга? Это не так-то просто.
Решения, которые принимаются сейчас, могли бы быть приняты только сейчас. Потому что понадобились 8 месяцев, чтобы россияне наконец-то осознали, что украинцы действительно их ненавидят. Все то время, пока вы проявляли милосердие к украинцам, они вас ненавидели.