У меня был сад. Божественный сад. Никто в целом мире не мог забыть аромат моих прекрасных лилий. Те, кто хоть раз взглянули на пёстрое великолепие моих орхидей или сорвали несколько левкоев с каменной клумбы, больше не могли думать ни о чём другом — им постоянно хотелось вернуться в мой изумительный сад, поскольку людям казалось, что только среди моих цветов они были по-настоящему счастливы.

На самом же деле, мой сад, мой божественный, неземной сад, был всего лишь горсткой сорняков, проросших посреди заброшенной свалки.

Я не прибегал к услугам маркетинга, не распылял над садом удушливые феромоны, не пытался вскружить головы гипнотическими ритмами или завязать посетителям глаза.

Отчего-то они все уже были слепы. И, преклоняясь перед моими ирисами, обожествляя мои гортензии, возводя мои рудбекии в ранг совершенства, никто из них даже не помышлял, что стоит на костях полусгнившего автомобиля, вдыхает аромат рыбных голов и улыбается одному-единственному чахлому одуванчику.

Что мне было делать?
Казалось, только я один вижу это уродство, это отвратительное преступление, эту жалкую иронию, со всех сторон меня окружающую.

Поэтому я задумал сжечь свой сад.
Свои мимозы и ландыши, тюльпаны и гиацинты. И однажды утром пришёл на свалку с целой канистрой бензина.

Однако люди, не знавшие о моём замысле, по-прежнему улыбались мне и говорили:
«Ах, какой великолепный сад, какие у вас золотые руки! Пожалуйста, посадите ещё цветов! В мире так мало прекрасного».

И я стоял с канистрой бензина до самой ночи. А когда первые звёзды осветили мою недвижимую фигуру, вдруг опомнился.

На второй день всё повторилось.
Как и на третий.
Четвёртый.
Пятый.
Семнадцатый.

И потом каждый чёртов день я стоял с полной канистрой бензина перед кучей старой рухляди и смотрел, как дети смеются, обнаружив пару ромашек рядом с мусорными пакетами.

Что не дало мне уничтожить сад?
Совесть?
Бахвальство?
Лицемерие?

Я не знаю.

Но, возможно, когда-нибудь какой-то другой, абсолютно незнакомый мне человек вдруг обратит внимание, что люди считают фиалки, растущие у него на подоконнике, драгоценными аметистами.

И я искренне надеюсь, что этому человеку никогда в жизни не придётся возжелать отправить свои фиалки в огонь.