А ты знаешь — нельзя умереть насовсем. Я подсчитывал смерти. Их было сто семь или вроде сто восемь. По-моему, сбился.
Я гадал по лозе, танцевал по росе, мышковал за удачей подобно лисе и привёз тебе кепку из Даугавпилса.
Ты успела состариться. Я идиот. От заботы, проблемы, противного от невозможно сорваться вечерним плацкартом.
Находил перекрёстки, истории, брод, ночевал на траве у закрытых ворот. У восточного шаха служил бодигардом.
А родился-то я далеко-далеко. Там медведицы поят детей молоком, астероиды в небе летают, как птицы.
Прятки в чёрной дыре — повелось испокон.
А ещё мне однажды приснился балкон, скрип саней и слоёный пирог черепицы.
Не поверишь — однажды в столетней весне ты мне тоже случайно приснилась во сне. С той поры я искал тебя, мчался по встречной —
показать тебе город на стыке планет. Его стоило выдумать, если бы не получилось прожить в нём чуть дольше, чем вечность.
Там часы замирают, продляя рассвет. Там наивные сказочки чтут, как завет. Поклоняются доброму богу дороги.
Паруса надувает бумажный корвет. Там и детство, и улицы машут: привет, и ловцы безразличия чинят остроги.
Там остаться бы в радости, сном отболев.
Мне сказали, что я пропаду на Земле. Мол, вообще на Земле ни следа чародея. Умирал в октябре, воскресал в феврале. Помню — карты, приборную доску, реле. Удивлялись соседи: плохая затея.
Помню — юный механик, не слишком спеша, из ангара мне выкатил маленький шаттл, пожелав на прощание просто вернуться.
Я тебя отыскал. Расскажи мне, душа, из какого тебя поливали ковша Иоанны-крестители правил и функций.
Из какого ты мира? Эпохи? Страны? И кому ты любила рассказывать сны? И какого ты ветра ждала, убегая?
Поездам подвывают волчата луны. Значит, даже ответы не сильно важны, по-любому, наверно, соврёшь, дорогая. Слышишь — шепчет за окнами звездный прибой. То есть смейся-не смейся, а я за тобой. Называй меня Смерть, Дед Мороз, Санта Клаус.
Вон наш дом белоснежный, забор голубой. И старик-эскимос, и туземец с арбой, и ценители слов, и создатели пауз.
Вон палатки на рынке стоят в три ряда, и любая постройка фасадом горда. Продавщицы — колдуньи, коты — менестрели.
Задыши полной грудью, живи навсегда. Даже если худа, даже если седа. Этот город — цветной, как твои акварели.
***
За окном блестят крыши, как спинки белуг. Она знает про север и знает про юг. Ей почти девяносто. Он младше, конечно.
Книга падает с полки, тарелка из рук. Поднимается трап. Закрывается люк. Начинается космос. Прекрасный. Безбрежный