Город плотно взяли в кольцо метели. Наросли сугробы. К весне растают. Новый год наступит через неделю, а гирлянды где-то ещё в Китае. И в квартире тихо, тепло и скучно. Ночь, черна как смоль, продолжает длиться.
По бумаге шастает авторучка, буквы сами просятся на страницу:
ну чего, привет, борода из ваты. Как здоровье? Внучка? Бегут олени?
У тебя там чары и артефакты, у тебя в избушке трещат поленья. Сколько лет уже мы с тобой знакомы? Лет пятьсот? Четыреста? Или тыщу?. Заскочил бы, дед, я всё время дома: собираю мусор, готовлю пищу и пишу в стихах. Иногда и в прозе. Лимонад купил вон в стеклянной таре.
У тебя обычно подарки просят, а тебе на праздник подарки дарят? Ты не плачь, пожалуйста, не девчонка, распустил же нюни, смотреть противно. Я спросил ленивого паучонка: обещал сплести тебе паутину. Кот хотел с тобой поделиться снами, хотя он обманет и не заметит. Новый год всегда происходит с нами, пока рядом мамы, мечты и дети.
Ну чего, привет, старикан в халате. Эх, судьба завидная, кочевая. Тебе платят пенсию? Мне не платят. Впрочем, я не жалуюсь. Выживаю — то монетку в радость найду под стулом, то чердачный призрак зовёт — повоем? Приболел недавно. В окно продуло. Пролечился мёдом и зверобоем.
На стекле узоры, луна в зените. По дубовым веткам шныряет белка. А вчера Мороза в окошко видел. Он такой же точно, но он подделка. Значит, мне особо не интересен. Завели традицию — портить сказки.
Я на всякий случай носок повесил, бирюзовый, ношеный,
крупной вязки. Разлохматил звёзды — дивись, земляне. Представляешь, звезды. Не будь занудой.
Не прощаюсь, думаю, ты заглянешь на часок. Часок пролетит минутой. Домовому, старый, нельзя без друга. Зелена тоска, с переходом в синий. Под кроватью прячется пыльный бука, весь в каких-то катышках и ворсинках.
Преисполнен мрачного пессимизма. Говорит: повывелись чудотворцы.
Домовой Серёженька пишет письма, выпускает в форточку и смеётся.