На западе появилась первая полоска уходящего дня. Конец сентября, но было еще по-летнему тепло. Нагретая за лето щедрым солнцем земля, оставалась сухой и даже горячей. Поудобнее устроившись на пригорочке подле сосны, он решил, что все-таки, «кровь из носа», а домой написать нужно. В последний месяц не было ни единой свободной минуты.
А, мама, его старенькая, с надувшимися на руках венами, чуть сгорбленная от тяжести прожитых лет, но как и в молодости, добрая и всепрощенческая, ждала от него весточки. Ждала, каждый раз, с замиранием сердца, поглядывая на приближающуюся почтальоншу.
Он поправил гимнастерку, достав из кармана галифе огрызочек химического карандаша, поплевал на него и, расправив на коленке помятый клочок бумаги, сел писать.
— Милая моя, мамочка! — начал он. У меня всё хорошо. Воюем потихонечку. Позади почти 1200 дней войны. Мамуля, если бы ты знала, как здесь, не смотря на грохот и свист пуль, поют птицы!
Он задрал голову к небу, глядя на клин пролетающих журавлей.
— Эх, сейчас бы с ними и к дому. Уткнуться в заботливые мамины ладони, которые пахнут молоком, хлебом и смородиной. Вмиг бы исчезли все думки и печали. От одного её взгляда на душе стало бы спокойно и радостно.
— Мы сейчас под Белградом — продолжал он. Немец бежит, сломя голову. Скоро, видимо, и войне конец.
Его раздумья прервал голос командира:
— Стройся!
Он наскоро свернул недописанный листок треугольничком и засунул его в карман гимнастерки.
— Из Ставки получен Приказ о широкомасштабной освободительной операции города и окрестностей — произнес зычный голос командира.
Вот уже и первый снег укрыл землю. Она сидела у окна, подперев щеку рукой и вглядывалась в пустоту улицы. Сколько еще будет длиться эта проклятущая война? Весточки от сына не было уже больше полугода. Как он там? Жив ли? Хотя материнское сердце ей подсказывало, что живой. Жива его кровиночка!
Вдали показалась фигура. Она напрягла полуслепые от слез глаза. Ага! Так оно и есть! Почтальонша! Дух мгновенно перехватило и она выбежала ей навстречу.
— Петровна! Принимай «подарок» — рассмеялась письмоносица.
Петровна, трясущимися руками взяла долгожданный треугольничек.
— Наталь, почитай. Глаза ни беса не видят, да и голова сейчас не соображает вовсе. Господи! Что ж, мы на холоде-то стоим? Пошли скорее в избу. Я тебя чайком угощу из земляничных листиков с ягодками. Знатный чаёк. Поди, совсем окоченела по дворам бегая.
— Можно и чайку. А, то и покрепче чего, ради такого случая — шутила Наталья.
Петровна еще не один раз заставила перечитать драгоценную весточку, словно хотела запомнить каждую буковку.
— Наталь. А это что? — с тревогой в голосе спросила она «Дописываю в госпитале. Скоро буду в расположении дивизии.» Жив ли?
— Петровна! Ты, как маленькая, ей Богу! Был бы не жив, кто это приписал тогда? — вздохнула Наталья.
— Ага… ага… Дай-то, Бог — вытирая слезы, пошептала Петровна. — Значит, жив… Что это я, старая, не вразумила себе сразу. Дай-то, Бог…