То был художник-пророк. Мастер, чьё творчество предвосхитило расцвет русского символизма ничуть не меньше, чем гениальные творения Михаила Александровича Врубеля. Недооценённые и редко экспонировавшиеся в России, его картины приводили в совершеннейший восторг взыскательную парижскую публику. Национальное общество искусств Франции сочло за честь пригласить его в свои ряды. Виктор Борисов-Мусатов.
Живопись Борисова-Мусатова постоянно оказывается вне привычных рамок, и даже — что очень характерно — вне зоны комфорта наблюдателя. Знаете, дорогой читатель: есть на свете художники, которым дано «поймать момент» и перенести на холст всю его внутреннюю энергетику. Навечно сделать кульминацию какого-либо события достоянием человечества, выхватив его из цепких когтей Времени. Чтобы каждый из нас, любуясь таким произведением искусства, мог ощутить его как сумму всех предшествующих ему явлений. Тот, который, собственно, и изображен на картине.
Но в творчестве Виктора Эльпидифоровича всё куда сложнее. Оно — не об одном или даже нескольких мгновениях жизни. А о каждом из них.
Зачастую нам кажется, что мастер умышленно лишает нас шанса обрести душевное равновесие, созерцания его труды. Даже в начале XX века, когда живописцу случалось писать нехарактерно-пасторальные, лишённые (на первый взгляд) драматургии картины — авторский подчерк Борисова-Мусатова нет-нет да и «проглядывает» сквозь яркие краски, «ювелирные» мазки и сочные тона.
То был художник, умевший не просто «ловить за хвост» падающие звёзды секунд. Он как никто другой умел переносить на свои полотна процесс их стремительного, безумного, но прекрасного полета. Все эти умно и деликатно размещённые, но неумолимо «минорные», блеклые тона, исподволь формирующие общее настроение картины; все эти искусно «выписанные» мастером дрогнувшие уголки губ и трепетные тени ресниц утончённо-прекрасных, но безысходно-печальных девушек, (которых с подачи отечественных критиков именовали «мусатовскими барышнями», по явной аналогии с «тургеневскими»); все эти плавными изгибами уходящие вдаль и стремящиеся к горизонту линии, решительно «перечёркиваемые» доминантными вертикалями и горизонталями, срабатывающими на подсознательном уровне, работают на одну- единственную конечную цель.
Они формируют виртуозные «ловушки для разума», превращающие картины в безвыходный лабиринт для зрительских эмоций своей многоуровневой недосказанностью. Но что ещё важнее: заодно они «запирают» в нём само Время, не давая наблюдателю подсказок о дальнейшем развитии событий, зато всячески намекая на зыбкость и эфемерность бытия. Настоящая психологическая «прогулка спиной вперед», где нет уверенности в следующем шаге, а глазам нечего поведать разуму о том, что поджидает впереди.
Картины Борисова-Мусатова — не о конкретном моменте. Они — о самом Времени. О его неудержимом процессе, подобном течению песка меж пальцев раскрытой ладони. Именно поэтому ими можно любоваться вновь и вновь.
Однажды, имея в виду смешение вышедших из моды причёсок, странных нарядов и архаичных элементов архитектуры, присутствующее на его полотнах, маэстро напрямую спросили, какую именно эпоху он изображал. И наш герой дал ответ, исчерпывающее характеризующий его творческое кредо: «Прекрасную…». То есть все сразу и никакую в отдельности. Само Время.
Всё так, как мы и говорили выше. Ну, а с точки зрения символиста — его наследие есть ни что иное, как ностальгия по уходящей эпохе XIX столетия, когда красота расцвета нового европейского искусства так и не смогла спасти мир.