Везде от Нила и до Яузы в объятьях серо-бурой тины
Мы тащим, как барон Мюнхгаузен себя за патлы из трясины,
Не верим в тяжесть ситуации, боясь принять исход унылый,
Сопротивляясь гравитации с наивной распоследней силой.
И пусть суставы не сгибаются, мы побеждаем в поединке,
Над камышами поднимаются уже разбухшие ботинки,
И мы почти летим счастливые и на ветвях ворон считаем,
И корчим рожи некрасивые и смело в облаках витаем,
Отважно с вихрями сражаемся… скажи, кому какое дело,
Что мы всегда освобождаемся, внизу своё оставив тело.

Развевается как рубаха пустота на сыром ветру,
Ствол древесный органом Баха к небу тянется поутру,
Иоганна услышав гаммы, где ликует незримый царь,
Притворилась природа храмом, охраняющим свой алтарь,
Благодатью сияет жгучей, ей обязана жизнью всей…
Вздрогнет ельник в тени колючей, озираясь, как фарисей.
Свет меняется постоянно, и цветы на ветвях куста
Распускаются, словно раны окровавленного Христа.

Прямолинеен, чист и прост день, словно школьная задача,
Как дробь: числитель двадцать три, а в знаменателе среда,
А ты стоишь, наморщив лоб, и причитаешь, чуть не плача,
Как будто всё, что в нём дано, не повторится никогда.

Жизнь бесконечна и мала, но ей не нужно слов и чисел,
Они напрасные, как впредь, тебя терзают самого,
Ты всё ещё не смог понять: ничто на свете не зависит
От странных знаков на доске и от решенья твоего.

Стараясь из последних сил, над ним корпишь, но всё напрасно,
Внезапный не коснется свет, увы, ни сердца, ни ума.
Как будто двойку получив, ты выбегаешь вон из класса,
И дует ветер штормовой и начинается зима.